|
— Что это вы тут вытворяете? — спросил Малыш. — Празднуем, — ответил Кьюбит. — Ты ведь католик? Обручение — вот как это называется у католиков. Малыш оглядел присутствующих: Кьюбит слегка навеселе, Дэллоу поглощен чем-то, и еще пара худых, голодных типов — он их едва знал, прихлебатели, вертящиеся возле крупной игры, они смеются, когда смеешься ты, и хмурятся, когда ты хмуришься. Но теперь они улыбались когда улыбался Кьюбит, и вдруг Малыш понял, как низко он пал с того дня на моле, когда устраивал алиби, приказывал, делал то, на что у других не хватало мужества. Джуди, жена Билли, сунула голову в дверь. Она была в утреннем халате. Ее тициановские волосы у корней были темные. — Желаю счастья, Пинки! — воскликнула она, моргая накрашенными ресницами. Джуди только что выстирала свой лифчик — вода капала с маленького комочка розового шелка прямо на линолеум. Никто не предложил ей выпить. — Только и знай что работай, — пробормотала она и пошла по коридору к батареям парового отопления. Низко пал... и все-таки он не сделал ни одного ложного шага: если бы он не пошел тогда к Сноу и не поговорил бы с девушкой, все они были бы сейчас на скамье подсудимых. Если бы он не убил Спайсера... Ни одного ложного шага, каждый шаг вызван необходимостью, которую он подчас не в силах разгадать: выпытывающая женщина, звонки по телефону, пугавшие Спайсера. «А когда я женюсь на девушке, разве все это прекратится? — подумал он. — Куда это еще может меня завести?» Рот его передернулся... «Кажется, дальше уж некуда». — Когда же счастливый день? — спросил Кьюбит, и все, кроме Дэллоу, покорно заулыбались. Малыш очнулся. Он медленно двинулся к умывальнику. — У вас что, нет для меня стакана? — спросил он. — Мне-то разве не нужно хоть как-нибудь отпраздновать? Он заметил, что Дэллоу удивился, Кьюбит перестал паясничать, прихлебатели заколебались, на чью сторону переметнуться; он ухмыльнулся им — ведь только у него одного была голова на плечах. — Как, Пинки... — начал Кьюбит. — Я ведь не пью и не хочу жениться — прервал его Малыш, — так, что ли? Но мне уже пришлось по вкусу одно, так почему же и другое не понравится? Дайте-ка мне стакан. — Понравится... — неловко усмехнулся Кьюбит, — тебе-то и вдруг понравится... — Разве ты ее не разглядел? — спросил Малыш. — Ну как же, мы с Дэллоу поглазели на нее. На лестнице. Только вот темновато было... — Она милашка, — перебил его Малыш, — на койке не скупится. И соображает. Не так уж плоха, как вы думаете. Конечно, мне вроде бы и ни к чему жениться, но раз уж на то пошло... — Кто-то протянул ему стакан, он сделал большой глоток, от горькой и пенистой влаги его затошнило... Так вот что им нравится... Он напряг мускулы рта, чтобы скрыть свое состояние. — Ну, в общем, — продолжал он, — я доволен... — Он со скрытым отвращением посмотрел на остаток светлой жидкости в стакане, прежде чем проглотить ее. Дэллоу молча наблюдал за происходящим, и Малыш чувствовал, что сейчас этот друг бесит его больше, чем враг; как и Спайсер, он знал слишком много, и то, что он знал, было опаснее всего, что было известно Спайсеру. Спайсер знал только такое, из-за чего можно угодить на скамью подсудимых, а Дэллоу разгадал то, что знают лишь зеркало и простыни, — тайный страх и унижение. — Что с тобой делается, Дэллоу? — спросил он, едва сдерживая ярость. Глупая физиономия со сломанным носом выразила крайнюю растерянность. |
