|
Эти две недели он намеревался посвятить частному расследованию дела Левьена – Лебона – Риччи, – частному потому, что для официального начала следствия пока не было оснований. Антонио Пеллони, его старый друг и миланский коллега, выразил искреннее сожаление, что не может помочь комиссару в этом расследовании – по крайней мере в ближайшее время: дома ждали неотложные дела. Сказав Марии, своей верной супруге, что едет навестить старого товарища по службе – а доля правды в этом действительно была, – Клод Реналь отправился к берегам Женевского озера, к Джилберту Сэндерсу. Помня о выдающихся способностях «британского льва» и о тех шести отчаянных годах совместной работы в парижской полиции, Реналь надеялся склонить его к поискам разгадки страшной тайны.
Дверь долго никто не открывал, но вот на пороге возник сам Джилберт Сэндерс. Это был крепкий коренастый мужчина, сильно загоревший, с правильными чертами лица, холодным оценивающим взглядом серых, глубоко посаженных глаз. Одет он был в голубой вязаный свитер и старые потертые джинсы. Несколько секунд прошло в молчании. Наконец Сэндерс сказал: – Заходи. Повернулся и пошел в дом, давая гостю понять, что тот может следовать за ним. «Даже руки не подал, – не на шутку обиделся Клод Реналь, – и взгляд у него какой‑то колючий, настороженный, словно я к нему с обыском явился. А как он изменился за эти десять лет! От былой доброжелательности и открытости и следа не осталось…» Не проронив более ни слова, Сэндерс провел гостя на второй этаж, в свой кабинет. – Я не один, – бросил он на ходу, уже перед самой дверью. «Женщина! – догадался Клод Реналь. – Вот почему он такой недовольный! Мое вторжение несвоевременно». Но он ошибся. В кресле, у открытого балкона, сидел высокий худощавый мужчина и нервно курил сигарету. В глазах его застыли испуг и растерянность. «И тем не менее я им помешал», – решил Реналь. – Извини, Джил, я, кажется, не совсем вовремя… – Пустяки, Клод. – Сэндерс открыл бар над холодным камином. – Виски? – Пожалуй, – кивнул Реналь. Сэндерс наполнил три стакана. – Это Ганс Миллер, – кивнул он в сторону мужчины в кресле, – мой… компаньон. При звуке собственного имени тот слегка вздрогнул и затравленно посмотрел по сторонам, как бы в поисках пути к немедленному бегству. – А это мой старый друг Клод Реналь, – произнес Сэндерс, представляя комиссара. – Из полиции, – добавил он, и в его последних словах Реналю почудилась какая‑то скрытая многозначительность. Миллер заерзал в кресле и неловко кивнул вошедшему. – Садись, Клод, и будь как дома, – сказал Сэндерс, указывая на свободное кресло. – Честно говоря, не ожидал тебя увидеть. «Не ожидал? – в недоумении подумал Реналь. – А телеграмма?» Но приобретенное с годами профессиональное чутье не позволило ему высказать свое недоумение вслух. Комиссар предпочитал больше слушать, чем говорить. «Кроме того, – предположил он, – у Сэндерса вполне могут быть причины не упоминать о телеграмме при постороннем». – Решил вот навестить старого друга, – улыбнулся Реналь, закуривая. – Столько лет не виделись… – Ты прекрасно сделал, что приехал, Клод, – отозвался Сэндерс и залпом выпил содержимое своего стакана. Где‑то за стеной послышался едва различимый шорох. Сэндерс и Миллер быстро переглянулись, затем Миллер поднялся и, извинившись, вышел из кабинета через вторую, только сейчас замеченную комиссаром, дверь. |
