– Хорошо, пусть будет по‑вашему, – сдался Миллер, – но ведь есть еще показания Пьера Лебона! От них так просто не отмахнешься.

– Как раз наоборот, Миллер, – возразил Сэндерс. – Учтите, человека, давшего эти показания, не существует… Нет, разумеется, Пьер Лебон жив и здоров. Просто он уехал, скажем, в Новую Зеландию по делам своей фирмы. Или на остров Калимантан. Внезапно собрал вещички и укатил неведомо куда. Ведь тело его не найдено? Так какие же основания считать его мертвым, тем более убитым? Да никаких, черт возьми! Вот и пусть полиция рыщет по всему свету, разыскивая ценного свидетеля. Что ни говорите, Миллер, но в этом деле Левьен проявил удивительную расторопность. Исчезновение Пьера Лебона – если, конечно, допустить, что именно Шарль Левьен причастен к исчезновению дегустатора, – было единственным выходом из создавшейся ситуации. Для дилетанта это весьма предусмотрительный шаг.

Сэндерс снова наполнил свой стакан спиртным.

– Вы слишком много пьете, – произнес Миллер, следя за манипуляциями босса.

– Не ваше дело, – грубо отрезал тот. – Лучше подумайте о себе. Что вы теперь намерены делать?

В глазах Миллера появилось отчаяние.

– Не знаю, господин Сэндерс…

– То‑то и оно, что не знаете. – Сэндерс опорожнил стакан. – Вы уверены, что хоронили именно вашего двойника?

– Абсолютно. Я видел его лицо достаточно близко, как раз в тот момент, когда процессия проходила мимо меня.

– Проклятье!

Ганс Миллер подался вперед и зашептал, выпучив глаза:

– Я был там пятого сентября… Именно пятого сентября, три года назад, я сшиб того мальчонку… Насмерть! А он, – Миллер кивнул в сторону окна, – спас его, разбившись сам…

Миллер всхлипнул.

– Не распускайтесь, Миллер! – строго потребовал Сэндерс и брезгливо поморщился.

– За этого мальчонку меня и приговорили к смерти, – отрешенно продолжал Миллер, не слыша Сэндерса. – Так что же я выиграл? Что получил взамен? Ничего… И там, и здесь – одна смерть. Только здесь,

– он снова кивнул в сторону окна, – смерть героя, а там… там – смерть труса…

– Довольно!

– Майор Гросс обманул нас: здесь не так, как у нас. Здесь совершенно иной мир, во сто крат лучше. Неужели вы сами не видите, Сэндерс?

Сам этого не заметив, он опустил слово «господин», и это упущение не осталось незамеченным Сэндерсом.

– Ваша правда, Миллер, – мрачно произнес он, – прямого тождества здесь нет. И именно на мелочах мы и горим. Но в вашем деле, Миллер, вина полностью лежит на вас. Вы должны были прибыть в Цюрих самое позднее четвертого сентября.

– Я прибыл туда третьего, но… но рука не поднималась… на самого себя.

– Ваша идиотская сентиментальность поставила под угрозу срыва всю операцию. Учтите, Миллер, если акция сорвется по вашей вине, реабилитации вы не получите и приговор будет приведен в исполнение.

– Знаю, – чуть слышно отозвался Миллер, – но теперь я согласен на все, даже…

– Возьмите себя в руки, Миллер! Не забывайте, что у вас семья.

Миллер затравленно посмотрел на Сэндерса, в глазах его сверкнул злобный огонек и тут же погас.

– Да‑да, семья… – глухо произнес он. – Что я должен делать?

– То, что предписано планом операции: беспрекословно подчиняться мне, – четко ответил Сэндерс.