|
Как Джордано Бруно – на костер. Пусть отречется. Как, дедушка, интересно будет посмотреть, а?! Владимиров не ждал того, что он сделает, – это получилось неожиданно для него самого, – он плюнул в лицо Тарыкину. – Вы – скот! – крикнул он. – Скот! Тарыкин, подпрыгнув, ударил ногами Владимирова в живот. Старик обвалился молча, кулем, а Тарыкин мягко упал на бок, на здоровую руку. Полежал на земле с закрытыми глазами, потом вытер лицо об мягкий пахучий мох и сказал: – Ну их к черту, спектакль разыгрывать. Давайте, мужики, кончать с этим. «Арест М. М. Исаева считать незаконным, а посему предписывается освободить его из под стражи. Неуманн ». «Утверждаю. Эйнбунд ». «Министерство иностранных дел свидетельствует свое уважение посольству Германии в Эстонии и при этом просит полномочного посла принять меры к пресечению деятельности О. Нолмара, несовместимую со званием дипломата. В случае, если О. Нолмар не прекратит свою деятельность, недопустимую в суверенной державе, министерство иностранных дел будет считать О. Нолмара персоной нон грата и потребует его высылки». «Поручить А.Ф. Шварцвассеру расследование незаконной деятельности сотрудников секретной полиции Ф. Таммана, В. Граубе, Р. Валленштейна, О. Керера, передать А.Ф. Шварцвассеру папки № 4 и № 9 с грифом „Совершенно секретно“. Обязать А. Ф. Шварцвассера передавать папки № 4 и № 9 на хранение в спецсейф сразу же после окончания работы по надобности. А. Неуманн ». «Утверждаю: Эйнбунд ». «Прошу А. Неуманна оказывать Шварцвассеру всяческую помощь в этом деле и прошу Неуманна поддерживать связь с МИДом, не предпринимая без согласования с ним никаких шагов. Эйнбунд ». «Вчера из Ревеля выехал бывший торговый атташе Германии в Эстонии О. В. Нолмар после скандала, подробности которого пока неизвестны». (Хроника газеты «Ваба сына».) 27. Но операция еще не закончена Когда в камеру вошел охранник и сказал, что Исаева требует Неуманн, и, чуть подмигнув, шепнул: «По всему – освобождают», – Никандров отвернулся к стене и натянул на голову серое, пропахшее карболкой одеяло. – Сейчас, – сказал Исаев. – Через десять минут я буду готов, ладно? – Хорошо. Я подожду. Охранник снова подмигнул Исаеву и вышел из камеры. – Леонид Иванович, нуте ка, откройтесь. Мне надо вам сказать несколько слов. – Слушаю. – Литератор, милый, для меня вероятны три исхода: они меня отпустят, устроив какую нибудь пакость, типа выстрела в спину; они меня будут уговаривать стать бякой; и, наконец, они меня выдергивают на очередной допрос. Но если мы возьмем за отправной пункт в наших рассуждениях первое предположение и если мы допустим, что я не дам себя легко укокошить, то в течение следующих семи дней вас отпустят… – Думаете, я завидую вам? – В вашей ситуации это было бы закономерно. – Почему? – спросил Никандров и, откинув одеяло, сел на кровати. – Почему? Это подло и гадостно, но я вам завидую… Дерьмо я, Максим, дерьмо! – Полно, Леонид Иванович… Я обстоятельств не оправдываю, но всегда принимаю их во внимание. Вас, видимо, спросят, считаете ли вы себя гражданином РСФСР или нет. Даже если вы захотите после освобождения уехать в Париж, не отрекайтесь от гражданства – тогда за вас можно будет драться. – Я понимаю… Только не свидимся мы с вами больше – они меня отсюда живым не отпустят; они знают, что я всем скажу, что они здесь со мной… – Кого это волнует? Тюрьма не санаторий. |
