Жозефин худенькая и красивая, словно сошла со страницы глянцевого журнала. На ней джинсы с заниженной талией, кеды и майка цвета хаки. Ее светлые волосы коротко подстрижены, что называется «под мальчика». От матери она унаследовала желтоватый оттенок кожи и тонкие губы, от отца – карие глаза.

Мы зажигаем сигареты. Мы оба курим, и это, скорее всего, наша единственная точка соприкосновения.

– Здесь можно курить? – тихо спрашивает Жозефин, наклоняясь ко мне.

– Здесь никого нет.

– Что вы вдвоем делали в Нуармутье? – интересуется она, глубоко затягиваясь сигаретой.

Она не признает окольных путей. Всегда идет прямо к цели. И мне эта ее черта нравится.

– Сюрприз на день рождения Мел.

Жозефин наклоняет голову, потягивая свой кофе.

– Вы ездили туда, когда были детьми, да? С вашей матерью?

Ее тон и ее деликатность заставляют меня посмотреть на нее с большим вниманием.

– Да. С матерью, отцом и его родителями.

– Вы никогда не говорите о вашей матери, – продолжает она.

Жозефин двадцать пять лет. И она не глупа. Тщеславна? Бесспорно. И ребячлива. Мы родственники по крови, но никогда не чувствовали, что являемся членами одной семьи.

– Мы вообще редко друг с другом разговариваем, ты заметил? – говорит она.

– Тебя это не устраивает?

Она теребит кольца на своих пальцах. Сигарета свисает с губ.

– Если честно, то да, меня это не устраивает. Я ничего о тебе не знаю.

Кафетерий заполняется клиентами, и на нас бросают возмущенные взгляды, потому что мы курим. Мы гасим наши «Мальборо».

– Я уже не жил на авеню Клебер, когда ты родилась, ты забыла?

– Нет. Но ты ведь все равно мой единокровный брат. И я приехала, потому что это кое-что для меня значит. Мне нравится Мел. И ты тоже.

Я меньше всего ждал от нее такого признания, поэтому какое-то время сижу буквально с открытым ртом.

– Мухи налетят, Антуан, – насмешливо говорит Жозефин.

Я от души смеюсь.

– Расскажи мне о своей матери, – продолжает она. Никто никогда о ней не вспоминает.

– Что ты хочешь узнать?

Она поднимает бровь.

– Все.

– Она умерла в 1974 году от разрыва аневризмы. Ей тогда было тридцать пять лет. Мы вернулись из школы и узнали, что ее увезли в больницу. И она уже была мертва. Ни папа, ни Режин никогда не рассказывали тебе об этом?

– Нет. Продолжай.

– Это все.

– Нет, ты не понял. Расскажи, какой она была.

– Мелани на нее похожа. Невысокая зеленоглазая брюнетка. Смешливая. Она была очень веселая и компанейская, и рядом с ней все мы были очень счастливы.

Мне кажется, что отец перестал улыбаться после смерти Кларисс, а женившись на Режин, вообще забыл, что это такое Но как сказать такое Жозефин? И я предпочитаю промолчать Я уверен, что она не хуже меня знает, что ее родители живут каждый по своему сценарию. Мой отец видится со своими друзьями-адвокатами на пенсии, проводит время в своем кабинете за книгами или делает записи, без конца на что-то жалуется. Режин же терпеливо переносит его плохое нас настроение, играет в бридж в женском клубе и делает вид, что на авеню Клебер все в полном порядке.

– А ее семья? Ты с ними видишься?

– Они умерли, когда Кларисс была ребенком. Это были простые люди, крестьяне. Еще у нее была старшая сестра, они с ней очень редко виделись. После смерти нашей матери ее сестра ни разу не объявлялась. Я не знаю даже, где она живет.

– Как ее девичья фамилия?

– Элзьер.

– Место рождения?

– Она родилась где-то в Севеннах.