– Лучше нам все‑таки лечь спать, чтобы набраться сил для завтрашнего дня, хотя теперь мне ни один день не будет казаться трудным, ведь ты рядом… Спокойной ночи, моя звезда!

Она изумленно глянула на него:

– Куда это ты собрался?

– На улицу…

– Но твоя постель здесь, – она показала в угол.

Покраснев, Руперт отодвинулся.

Она серьезно и нежно посмотрела ему в глаза:

– Я навеки твоя, всегда, в любое время…

Он отчаянно затряс головой:

– Я не сделаю ничего такого, что повредило бы чести моей Дженифер. Да, я часто ошибался, но я не хотел этого…

Девушка ласково поцеловала его и взъерошила ему волосы. Негромко рассмеявшись, она сказала:

– Прекрасно, я ценю твою скромность. Но мы погасим свет, прежде чем раздеться, и тут достаточно одеял для двоих, да между постелями не меньше ярда, сам видишь… а может, целая миля, лига, весь земной шар… Но я смогу дотянуться до тебя рукой.

Поколебавшись, он все же кивнул, улыбнувшись:

– Придется уступить.

Она обошла пещеру, гася лампы.

– Знаешь, я вдруг почувствовала, как сильно устала, – пожаловалась она. – Мне кажется, я умру, как только лягу… но это будет счастливая, счастливая смерть, я не заслужила ничего подобного…

Руперт не отрывал от нее глаз.

– «Закончены наши пиры, – негромко произнес он. – И актеры, как и предсказывал я, оказались лишь духами, а теперь растаяли в воздухе, в прозрачном воздухе; и, словно воздушный замок, рухнула заоблачная башня, и рассыпались великолепные дворцы, и торжественные храмы, и сам земной шар, да и все живущее на нем, и увяла ненужная пышность, не оставив мучительных воспоминаний… а мы остались, словно бездомные капли, и наши крохотные жизни – всего лишь сон…»

Дженифер остановилась, изумленная.

– Чьи это слова?

– Старого Просперо.

– Как это грустно и как прекрасно! Я никогда не слышала ничего подобного.

– И впредь не услышишь, если не примешься читать труды Великого Историка. Мы живем в смиренном и строгом веке, и язык наш беден и убог; мы просто каркаем, как вороны на пустынных зимних полях. – Руперт помолчал немного. – Ну, во всяком случае, так можно сказать обо мне. Но ты… нет, тебя не сравнишь с вороной, ты – словно ястреб, я уже думал как‑то об этом… твое красноречие сродни стремительному полету. Я могу лишь поклоняться твоей проносящейся мимо тени.

– Нет, Руперт, мое оперение куда скромнее твоего.

Он искренне рассмеялся, а потом так же искренне зевнул.

– Ох, ладно, любимая, пора отдохнуть. И мир, и время не могут обойтись без ворон.

НЕДАЛЕКО ОТ БЕРЕГА

День был тихим, безветренным. Остров лежал под лазурным небом, словно огромный изумруд. В воздухе порхал Ариэль, весело махая яркими крылышками. Остальные работали, обливаясь потом.

Тартана покоилась на воде, не нуждаясь в якоре; паруса были убраны. К основанию мачты прикрепили прочный шест; от другого его конца тянулись веревки, перекинутые через блок. На этих веревках было подвешено странное сооружение: огромная просмоленная бочка без дна, внутри которой крепились к стенкам мешки с песком. Вес бочонка заставлял лодку слегка крениться.

– Стоп! – крикнул Ариэль. – Стоп! Оставьте ее здесь… нет, промахнулись. Назад… немножко назад… самую чуточку… вот, хватит! Теперь он висит правильно. Если учесть глубинное течение… да, он опустится там, где надо.