Несерьезные, словом, страшилки. Едва ли братья, даже сговорившись, способны были выдумать страшную сказку только из нестерпимого желания человека жить. Имоджин терпеть их не могла, когда они, как вот сейчас, оказывались вместе и по другую сторону баррикады. Впрочем, братья об этом не догадывались.
– Кончилось тем, что нашлись в роду какие‑то крутые потомки, изловили дедушку, и поскольку в пределах леса все равно сделать ему ничего не могли, то просто вывезли его оттуда, и он благополучно рассыпался в прах, не оставив ничего, чтобы удобрить собою опоганенную им землю.
– Наверное, – вымолвила Имоджин, – его где‑то и понять можно.
– Ага. – Ким отстал от брата и теперь примерял свои шаги к ее, что было облегчением. – Сам по себе он никому зла не делал. Никто не знает, сколько в действительности он прожил. С ним‑то покончили, однако лес остался с неутоленным голодом, так и не восстановив свою полную силу. Однако уничтожить его… место зловещее, и выглядит премерзко, конечно, но, честно говоря, не могу представить, чтобы у кого‑то из наших поднялась рука… учитывая, что договор остался… хмм… нерушим.
Имоджин изумленно на него оглянулась. Ойхо, шагавший несколько впереди, кивком подтвердил слова брата. Видно, уже некоторое время держал ушки на макушке.
– Только условия изменились, – резко сказал он, слегка повернув голову. – Теперь он не продает бессмертие по дешевке. Или ты клиент, или пища!
– Продает? – Имоджин наморщила лоб. – И в какую цену нынче бессмертие?
– По цене крови клиента, отданной в уплату добровольно.
– А‑а!
Вот оно, выползло. Имоджин успокоилась, поймав наконец близнецов на выдумке. Как только появилась кровь, да еще королевская…
– Эй, а что это вы говорили, что вам тут, в лесу, все равно? То есть вы оба подходите, да? В смысле – быть принесенными в жертву? Бац, и я такая же! А как я узнаю, что это сработает?
– Как дойдет до дела, я думаю. Едва ли отец стал бы выдумывать обстоятельства, при которых мы можем пролить кровь, – сказал Ким. – Я, знаешь ли, привык верить ему на слово.
И все опять перестало быть разоблаченной шуткой.
– Вы хотите сказать – за вас заплачено? – тихо спросила она. – За обоих?
Ким кивнул.
– И это ведь не кровь из пальца, да? Такие вещи… дешево не стоят.
– Отец отдал свою, – неохотно, как ей показалось, произнес рыжий близнец. – Он чуть не умер тогда. Это единственный раз, когда клиент может умереть в лесу, потому что вроде когда он за кого‑то платит, лес жрет от души! Отец считает, мы должны это знать на случай, когда придет черед проделывать то же самое.
– А… чем заплачено за него?
– Не знаю! – отозвался Ким с ноткой раздражения. – Может, кровью его отца. Он сказал, что хотел, не больше.
– Мы давно были бы на месте, кабы вы работали ногами хоть вполовину так хорошо, как языком! – сердито окликнул их Олойхор. – Можно подумать, нам сегодня кровь проливать!
– Далеко еще? – спросила измученная Имоджин.
– Нет! Чертов лес стоит до подножия горы Кнааль. Мы уже, считай, пришли.
И верно, Имоджин прежде не заметила, что трава здесь была слегка примята, как будто уже распрямлялась изпод конских копыт. Отчетливо прослеживались колеи, оставленные телегой, на которой вывозили раненых и трупы. Несколько раз на глаза попались подсохшие конские шарики. Мальчишки, которые, помимо прочего, проходили еще и следопытскую науку, выцепили взглядом и отметины, оставленные стрелами на коре, и ветви, сломанные так, как их никогда не сломает зверь или ветер. |