На вес оказалось не тяжелее коробки с видеодиском.
– А от кого это? – обернулся я к курьеру.
Но того уже и след простыл.
Волка ноги кормят, подумал я и, теряясь в догадках, стал рвать упаковку.
Внутри оказалась ярко‑желтая коробка, перевязанная синей лентой. Прежде чем потянуть за легкомысленного вида бант, я поднатужился и – береженого Сила бережет – проверил коробку на наличие магических воздействий.
Ничего подозрительного не почувствовал.
Не маг бандероль собирал, решил я. Либо работа мага была тщательно заштукатурена каким‑то мудреным и сильным заклятием.
Вообще‑то если по уму, то коробку не стоило вскрывать. Это если по уму. Но что ум против любопытства? Любопытство – демон, с которым тяжело справиться. Даже дракону. Дракону, пожалуй, особенно тяжело. А дракону‑магу – невозможно.
Я дернул бант, сковырнул крышку и отскочил от стола.
Ожидаемого взрыва не случилось, и саблезубое чудище из коробки не выскочило, зато вылетела из нее и метнулась к потолку бабочка приличного размера и тревожной расцветки. Покружив недолго по комнате, она уселась на загогулину микрофона, стоящего возле монитора. Сложила крылья и замерла.
Что за ерунда? – давался я диву. Подарок? Намек? Предупреждение? И наклонился, чтобы рассмотреть пархатую тварь во всех черно‑оранжевых подробностях. Вот тут‑то и раздался хлопок одной ладонью: бабочка разок взмахнула крыльями, покрылась фиолетовым свечением и в следующую секунду превратилась в облако серой трухи, подобной той, что вылетает, когда наступишь на старый гриб‑дождевик.
Среагировал я мгновенно – отстранился назад и перестал дышать, но все равно какая‑то часть этого неприятного на вид, пахнущего сухим укропом порошка попала в нос и обожгла слизистую. Скривившись от нетерпежа, я свел глаза на переносице, какое‑то время крепился, но не выдержал, закрыл глаза и громко чихнул.
Когда глаза открыл, обнаружил, что по чьей‑то чужой и замысловато реализованной воле провалился в Запредельное, которое предстало передо мной бескрайным океаном степного ковыля. Ничего вокруг меня больше не было, седой ковыль заменил собою все известные мне по прошлому опыту предметы и явления мира. Гулял ковыль волнами, бил по ногам, качался над головой. И была непостижима природа его приливов и отливов. Нет, не ветер был тому причиной – ветер невозможен там, где воздуха нет. Волновался ковыль сам по себе. И это пугало.
Прошла вечность (все вечно, что не мгновенно), прежде чем увидел я в убаюкивающей белизне темную точку, которая мгновенно (все мгновенно, что не вечно) обратилась в монаха‑хэшана, седого, словно птица лунь.
Я сразу же (откуда что?) узнал его и, повинуясь то ли чьей‑то сторонней установке, то ли своему собственному разумению, склонился в уважительном поклоне:
– Здравствуй, почтенный Сагаан Толгой.
– И ты живи, воин‑странник Хурэн Хун, – вернул мне старик приветствие.
Вот так вот запросто и сразу узнал я, кем являюсь в этом странном мире и как меня на самом деле зовут. Не сказать, что обрадовался, но принял со смирением, как необсуждаемую данность.
Тем временем старик обернулся вокруг себя три раза (комично задирая при этом ноги) и стал причитать:
– Долго ждал я тебя, Хурэн Хун. Поднимался в Верхнюю Замбию, опускался в Нижнюю, Книгу Судеб прочел, ожидая тебя. Наконец ты пришел. Пришел из страны людей – тех птиц, что утолили голод падалью и теперь не могут взлететь. Пришел, чтобы дальше идти.
После этих слов старик какое‑то время молчал, потом взял меня за руку и сказал:
– Знаю мысли твои: за кровь кровью хочешь ответить, за смерть – смертью. Знаю, зачем ты пришел: задай‑шулуум нужен тебе для битвы с врагом. Все знаю. Слишком долго живу.
Тут старик отпустил мою руку, вновь трижды обернулся волчком, правда, теперь в другую сторону, и продолжил:
– Ну что же, батыр, укажу тебе Путь, в конце которого сможешь найти ты волшебный будал – камень, упавший с небес. |