Хотя, конечно, руки чесались. Еле‑еле сдержался. Бросил им на прощание: «Не скучайте, пассионарии» и, прихрамывая на обе ноги, поковылял на выход.
Уже в дверях вспомнил про очки. Пришлось вернуться и потратить на их поиск еще полминуты. Такая вот незадача.
Зато экспроприированный «мерс» летел ласточкой, и уже в двадцать три часа двадцать три минуты я был у Альбины.
– Что с тобой? – спросила ведьма, когда я ворвался в квартиру.
– Ничего, – ответил я. – Один раз, правда, убили, два раза каким‑то дубьем по голове съездили, ребро еще сломали. А так ничего.
– Нашел гадов?
– Гадов – пока нет. А вот это вот – да.
Я протянул ей бирку и, решив, что такое объяснение будет самым скорым, процитировал Николая Гумилева:
Она колдует тихой ночью
У потемневшего окна
И страстно хочет, чтоб воочью
Ей тайна сделалась видна.
Альбина все поняла, никаких вопросов задавать не стала, выхватила лоскуток и устремилась в комнату.
Ведьма прекрасно знала, что нужно делать, и умела это делать. Моя помощь не требовалась. Единственное, о чем я ее попросил, так это чтобы отработала как можно быстрее.
– Не дура, соображаю, – сказала она, а сама уже поджигала лоскуток. Опустив его в хрустальный кубок, попросила: – Ты бы пока вышел, дракон.
– Меня уже нет, – сказал я и поплелся на кухню.
Но несколько слов все‑таки услышал:
– Аскар, Шалим, Тангир, Вени, Вени, Вени, Трамп…
Произнося заклинание и вдыхая дым тлеющей клеенки, Альбина начала вводить себя в транс.
Пока ведьма искала ребенка, я стоял в кухне у открытого окна и курил. Свои сигареты у меня давно закончились, курил хозяйские. Оказались с ментолом. Противно, но что поделать.
Пепел я стряхивал за окно, он падал вниз и таял в матовом свете подрагивающего фонаря.
Вот так и мы, меланхолично думал я. Летим‑летим куда‑то вниз, а потом исчезаем.
На дворе стояла непутевая городская ночь, дневная жара ушла, но было так душно, как бывает душно перед хорошим дождем. Воздух пах бензином, жженой резиной и скошенной травой. На душе было муторно.
Выкурив до фильтра две сигареты, я потянулся за третьей, но тут меня позвала Альбина, и я пошел в комнату.
Ведьма стояла у зашторенного окна спиной к двери.
– Они на кладбище, – сказала она, не оборачиваясь.
– На каком? – уточнил я.
– На том, что в Предместье.
Кинув взгляд на часы (было уже двадцать три двадцать восемь), я дал себе отмашку:
– Первый, пошел!
И устремился в коридор.
– Успеешь? – спросила Альбина, проследовав за мной.
– Должен.
Ответил и обернулся, желая подбодрить. Альбина этого явно не ожидала. Закрыв лицо руками, она рухнула на корточки и взмолилась:
– Не смотри на меня, дракон! Ради Силы, не смотри!
Но было поздно.
Я уже увидел, в какую уродливую и седую старуху она превратилась. Мое сердце, лежащее на улице Марата, сжалось от сострадания, а холодный ум выдал сияние: дороговато нам порой обходятся собственные ошибки.
Вышел я, не прощаясь, а через полминуты уже выруливал со двора.
Выехав из колдобистых переулков на площадь Декабристов, я решился и позвонил в офис Тюрина. Не думал, что там кто‑то есть, звонил чисто наудачу. Удача не подвела.
– Да, – ответил мужской голос.
– Я насчет похищенного ребенка, – упредил я все возможные вопросы. – Моя фамилия Тугарин.
Мужик на том конце провода здорово напрягся:
– Слушаю.
– Определитель есть?
– Да. |