—    А моя изба чем плоха? — спросил Дениска удивлен.

но.

—    Не плоха, а мала. Гостей*то знаешь сколько будет?!

И права была старая Палага. Гостей набралось столько, что хоть лавки выноси. Воеводы Ноготков и Нагой тоже не погнушались, пришли. Шутка ли сказать — первай в городе свадьба. Да и не просто свадьба — два иных народа роднятся.

Через неделю гуляли на свадьбе у Андрейки и Насти. Воевод, правда, на ней уж не было — позвали Ноготкова в Москву, а Нагой уехал по делам в Казань.

■ш

№Шв

I

С той веселой поры свадеб прошло два года. Андрей Царегородцев при воеводе Алексашке Нагом стал чуть ли не первым человеком. Приказной дьяк Гущин умер от простуды, воевода нового дьяка выписывать из Москвы не стал, передал все дела Андрею. А поскольку Нагой часто отлучался в Москву, то делами города правил Звяга Воейков, а дела воеводства вершил подьячий Царегородцев. Настя, жена его, подобрела, родила двух сыновей и теперь в городе звалась дьячихой. Илья женился на Дарье, сначала уехал было в свое хозяйство на реке Манате, но потом был отозван Звягой в город, чтобы стать артельным старостой на строительстве каменного храма. Теперь он стал городничему шурином, а кто, как не родня, должен помогать обустройству города?

Дениска от Андрейки не отставал, у него тоже двое детей стало, обе девочки. «Ничо,— успокаивал он Айвику,— вырастут, отдадим их замуж за Андрейковых парней — глядишь, породнимся». А стал Дениска Ключ сборщиком ясака. С Митькой Суслопаровым их разделили. Дениске отдали все междуречье, Митьке — вятскую сторону. Пала-га добилась своего: оженила Ермила на Ольге. Ермил, правда, малость поерепенился: дескать, шибко молода и дюже красива, а ему, Ермилу, слава богу, идет сороковой год.

—    Ты, грязноносая наковальня, помолчал бы, — сражала его Палага. — Если бы я тебе сватала старую да косо-рылую, тогда бы иное дело. А эта умна, пригожа, я се заместо себя при храме просвирницей сделаю.

\

А город день ото дня полнился людьми, хорошел. Царский указ делал свое дело: из лесов со всех сторон приходили ватажки беглых, просились в Илейкину артель и в иные работные места.

Однажды пришли к городничему Звяге в гости Дениска и Айвика. Посидели за столом, о том, о сем поговорили, выпили. А Дениска вдруг и говорит:

—    Смотрю я, Звяга, на стрельцов и вижу — от них городу сплошной убыток. Отстоит этот бездельник сутки на стене крепости, потом сутки дрыхнет. А его корми, деньги плати.

—    Без стрельцов нельзя, Денис Иваныч.

—    Женить их, дармоедов, надо. Женатый, он сразу на землю сядет, огород заведет, хлеб растить будет. Времени свободного у него навалом!'

—    И кормить он будет не только себя, — добавила Айвика, — но и на базар кое-что вынесет.

—    А невесты где?! Тут каждый бабой обзавестись не прочь, а прибыль наша, опять же, — одни женихи. Из лесов с ватагами одно мужичье прет. Хоть меня возьми — до сих пор вдовым маюсь.

—    А моя баба Айвика хороша?

—    Уж куда лучше.

—    Вот, мать твою за ногу! Так женись на инородной. Сделай почин. Тогда и стрельцы...

—    Что, стрельцы? Они и так втихомолку к местным вдовам похаживают. А если законно, то ведь венчать будет надобно. А отец Иоахим согласится?

—    Меня обвенчал же!

—    Одного незаметно. А когда много?

—    Пусть много. А что тут плохого? Я вот свою бабу обнимаю — и никакой разницы.

—    Не в том суть.