—    Они же крещеный!

—    Развенчать! Развести! — задыхаясь от злобы, закричал Гермоген. — Сии браки еретичны, богопротивны и греховодны!

—    У иных многих уже дети есть, владыко!

—    Неверных плодишь, отче! Чистоту христианской веры рушишь?

И тогда Ешка возмутился:

—    Не умно глаголешь, владыко! Иисус Христос, господь бог наш, проповедовал мир между людьми. И то, что два народа меж собою роднятся, дружатся, это в сей земле, злобой наполненной, зело важно. Ты записи новокре-щенных посмотри, сколько через сии браки новых жен в лоно церкви пришло.

—    Врешь, отче! Они, мне ведомо, теперь мужей своих в кюсото водят! — Гермоген схватил книгу, пробежал глазами по записям, спросил: — Вот сей Денис Ключев, обрученный на Айвике Ялпаевой, кто он?

—    Сборщик ясака, владыко.

—    Сызнова лжешь! Он разбойник. А женившись на черемиске, они еще пуще супротив государя бунтовать начнут. Если уж не начали!

—    Это ты лжешь, владыко! Айвика жена отважная, честная. Она многажды с нашими воинами в бой ходила, она полк воеводы Гагина спасла! И теперь лечит горожан наших преотменно.

—    Лечит?! Колдовством черемисским, волхованием? Ты не токмо сам в грехах погряз, ты церковь святую в некое языческое капище превратил! Я священного сана лишаю тя! Из лона святой церкви изымаю!

—    Руки коротки, владыко! Меня сам патриарх Иов сюда послал, меня государыня-матушка святым подвижником назвала.

—    Воров и разбойников покрывателем тебя назвать следует.

—    Эти люди город царю построили, и указом государевым прощены они!

—    О, господь великий и милосердный! — Гермоген возвел руки вверх. — Пошто ты позволил свить тут гнездо смердящее, греховодное?! Пойдем к большому воеводе! Я укажу на тя кандалы надеть и в погреб бросить!

—    Воевода в Москве.

—    К городничему пойдем!

—    А он сам на инородке женат. И живут в мире и согласии. Он тебе не подвластен. Ты бы, владыко, чем орать на меня, лучше бы храм вновь возводимый осмотрел, с прихожанами бы поговорил, а потом уж...

—    Пойдем, показывай!

Осмотрев оба храма, Гермоген немного смягчился: он понял, что наскоком тут ничего не сделать. Про указ государя о прощении ватажников он знал и действовать супротив него не решился. Сообразил владыка, что ему надо ехать в Москву и с помощью патриарха и государя искоренять тут ересь, которую развел в приходе отец Иоахим.

IV

Москва полнилась злыми слухами, словно бочка порохом. Казалось, малая искорка — и взлетит город на воздух в страшном взрыве. По улицам праздно шатались монахи. Некий юродивый прыгал на площадях совершенно голый, с веригами на плечах и криками возвещал пророчества, поносил Бориса Годунова и всю его родню. Шептались по-за углами монашки, таращили глаза, передавая слухи один страшнее другого.

Некий боярский сын рассказывал в кабаке во всеуслышание, что царь Федор в великой ссоре велел наказа_ть шурина палками, а Годунов выхватил нож и пырнул царя в пах. От двух ран государь шибко занемог, и все ждут его смерти. Боярский сын клялся и божился, что видел раненого царя сам.

Через день ноТзая весть — царь убит Годуновым, и Борис уже примерял шапку Мономаха.