-  Ну, и бог с ним, карета его сейчас едет в Москву, я ее вчера кому-то подарил. А вот кому, не помню. Может, Терещенке? Он вроде как в отпуск собирался…

    -  Этого я не знаю, я зашел, предупредить, что если кучер расколется…

    -  Какой еще кучер?

    -  Ты лучше окончательно проснись и вспоминай сам.

    Афанасьев подумал над моим предложением, посчитал его приемлемым, кивнул головой и вдруг оглушительно крикнул:

    -  Василий, шампанского!

    На его возглас, как на глас вопиющего в пустыне, никто не откликнулся.

    -  Василий там? - спросил он у меня, посмотрев на входную дверь.

    -  Там, - подтвердил я.

    -  А почему он не отвечает?

    -  Думаю, потому что у него нет шампанского, - предположил я.

    -  Вот мерзавец, сам, наверное, все выдул, - без особого гнева проговорил поручик. - И зачем ему шампанское, если он водку любит? Его от шампанского пучит, - добавил он.

    К сожалению, нам так и не удалось выяснить, куда делось, если оно и было, вчерашнее шампанское. Дверь с треском распахнулась, и на пороге комнаты возник усатый мужчина в полицейской форме.

    -  Явление Христа народу, - негромко сказал Афанасьев, потом спросил: - Ты кто, прелестное дитя?

    Дитя, не представляясь, откашлялось и спросило басом:

    -  Поручик Афанасьев здесь живет?

    -  Нет, - ответил Александр, - он здесь не живет, он здесь страдает с похмелья!

    Полицейский гвардейского юмора не понял и уточнил:

    -  Поручиком Афанасьевым кто будет?

    -  Я буду. И что тебе, прелестное дитя, от меня нужно?

    -  У меня есть приказ препроводить вас в губернскую прокуратуру для дачи показаний.

    -  Чей приказ? - лениво спросил поручик, вежливо прикрывая зевок ладонью.

    -  Губернского прокурора.

    -  Я, как поручик лейб-гвардии Преображенского полка, подчиняюсь только своему полковому командиру и государю императору, а про какого-то прокурора и слыхом не слыхивал.

    Усатый полицейский, видимо, привыкший к таким казусам и неповиновению офицеров привилегированных полков, молча подал поручику бумагу с подписью его командира.

    -  Так бы и сказал, что имеешь предписание от нашего полковника, - спокойно сказал Афанасьев, - а то помянул какого-то прокурора!

    Полицейский в чине ротмистра званием был ниже, чем гвардейский поручик. Гвардейцы, когда императором Петром Алексеевичем была утверждена табель о рангах, получили старшинство двух чинов против армейских.

    Это заедало все остальное офицерство, лейб-гвардейцам завидовали и старались, по возможности, лягнуть.

    Я видел, что у ротмистра чешутся и язык, и руки, но вязаться с пребраженцем ему боязно.

    Я этим воспользовался и очень почтительно попросил полицейского офицера разрешить нам с прапорщиком переговорить с глазу на глаз.

    -  Простите, господин ротмистр, но у нас с поручиком семейное дело, и если бы вы соблаговолили подождать снаружи, пока он оденется, мы смогли бы перекинуться парой слов.

    -  Действительно, ротмистр, соблаговолите подождать за дверью, - вмешался в разговор Афанасьев и чуть все не испортил.