-  Вот и наша малинка! - довольно сказал ходатай, прямиком по хрустящей от свеженасыпанного песка дорожке, направляясь к таинственному зданию.

    Окна в доме были или темны, или закрыты плотными шторами так, что наружу не пробивалось ни лучика света И сам дом, и парк, по которому мы шли, казались добропорядочными и унылыми. На «воровскую малину» этот комплекс не походил никаким образом, разве что на «дворянскую».

    -  Приготовь, князь, сто рублей, - предупредил Остерман, когда мы подошли ко входу.

    -  Ничего себе здесь цены! - поразился я.

    -  По Сеньке и шапка! - ответил он, хихикнув, как будто от предстоящего удовольствия. - Это плата только за вход. Если захочешь развлечься, то придется денег не жалеть.

    -  Ну и ну, - недоверчиво произнес я, уже совершенно не понимая, куда попал.

    Генрих Васильевич негромко постучал в массивную, надежно запертую дверь, и она тотчас, как будто нас ждали, приоткрылась.

    -  Остерман, - тихо сказал мой спутник в темную щель. - Со мной еще один господин.

    Дверь открылась шире, так что теперь мы смогли пройти внутрь по одиночке. В сенях или, если говорить применительно к этому дому - в вестибюле, куда мы попали, было полутемно. Человек, открывший нам дверь, был одет в ливрею и старомодный парик с длинными завитыми локонами, какие носили в предыдущее царствование.

    Не говоря ни слова, он поклонился и указал на следующую дверь. Ее открывать пришлось нам самим. За ней оказалась освещенная несколькими канделябрами гардеробная. Навстречу нам из кресла встала высокая дама в свободно спадающем платье, с высокой, сложной прической.

    -  С кем имею честь? - спросила она по-французски.

    Остерман ответил, назвавшись сам, и представил меня.

    Дама задала еще вопрос, который я уже не понял. Однако Генрих Васильевич тотчас его перевел:

    -  Давай деньги!

    Я протянул мадам стольник. Она сказала «мерси» и со светской улыбкой, указала на высокую двустворчатую дверь, ведущую во внутренние покои. Мы вошли в самую обыкновенную дворцовую залу с колонами, хором для музыкантов и роскошными люстрами, освещающими помещение живым светом многих сотен свечей. Негромко играла музыка, несколько пар танцевали в центре зала на вощеном паркете. Прямо-таки не бордель, а первый бал Наташи Ростовой.

    Мы остановились у входа, осматриваясь. Зал был танцевальный, без мебели, с диванами и пуфиками вдоль стен. На некоторых сидели пары, кое-где одинокие женщины. Народу было немного, человек тридцать обоего пола. В таком объемном пространстве они терялись, и казалось, что людей почти нет.

    -  Ну, как тебе? - спросил Остерман, с улыбкой наблюдая за произведенным эффектом.

    Я не успел ответить, мы увидели, что к нам направляется высокая, стройная женщина в желтом, жемчужного перелива платье. У нее была высокая, пышная прическа из смоляного цвета волос, в которую были вплетены нити жемчуга. Когда она приблизилась, я смог рассмотреть ее лицо. Невероятно, на оно было мне очень знакомо.

    Приблизившись, дама заговорила по-французски, Остерман что-то ей сказал, и она перешла на русский язык.