Вдову, тридцатилетнюю шатенку с быстрыми смеющимися глазами, звали Варварой. Мне она сразу понравилась, а я, как показалось, вызвал у нее чисто материнские чувства.

    -  Экий ты худенький, Алеша, - сказала она, через пять минут после знакомства. - Поди, и покормить-то тебя по-людски некому! Садись, сейчас обедать будем.

    Я еще не до конца отошел после вчерашнего ужина, но ломаться не стал, попросил воды умыться и живо сел за стол.

    Кормила Варвара без изысков и большого разнообразия, вкусной, с душой приготовленной пищей. На обед подала свекольник с пирогами, на второе припущенную свежую рыбу.

    Мы чинно сидели за столом, ели по-крестьянски, из одной миски, по очереди черпая ложками. Мне впервые довелось есть по простому русскому обычаю, за общим столом, и приходилось наблюдать за сотрапезниками, чтобы не сделать какую-нибудь неловкость. Однако все сошло благополучно, и я даже удостоился одобрительного взгляда Ивана.

    Глава двенадцатая

    Ближе к вечеру я надел сюртук с позументами, прицепил к боку шпагу и поехал в Трактир увидеться с Остерманом. Генрих Васильевич был уже слегка навеселе и встретил меня, как говорится, с распростертыми объятиями.

    -  Здравствуй, князюшка, - закричал он, как только я вошел в обеденную залу, подошел и облобызал в обе щеки. - Куда это ты запропастился?

    -  Вчера был очень занят и не смог придти, - ответил я.

    -  А дело твое почти решилось, - сказал Остерман, наклоняясь к самому уху, хотя нас и так никто не мог слышать - в зале было полно народа, и громко играла музыка. - Поехали в одно интересное место, я познакомлю тебя с нужным человеком.

    После вчерашнего Селиванова к новому знакомому такого же рода я отнесся без особого восторга, однако возразить было нечего - сам просил о помощи. Мы вышли из Трактира и взяли дорогого извозчика с рессорной коляской и приличной лошадью.

    -  Познакомлю тебя с Алексашкой, да заодно посмотришь, как у нас в Питере веселятся, - пообещал Генрих Васильевич.

    -  Кто такой этот Алексашка? - подозрительно спросил я.

    -  Последний, вернее, первый в столице жулик и плут, - ответил, засмеявшись, Остерман. - Если он не поможет, то и никто не поможет.

    -  Он кто, чиновник?

    -  Можно сказать и так. Чиновник собственного департамента. Да, погоди, скоро сам увидишь.

    Мы выехали на Невский, свернули на Лиговский, и поехали куда-то в направлении Волковского кладбища. Кстати, по названию улицы я вспомнил слова старой песни, написанной, кажется, еще Александром Галичем.

    На Лиговке вчера

    последнюю малину

    накрыли фраера

    -  И что у вас там за малина?

    Как ни странно, но это понятие оказалось Остерману знакомо. Он заговорщицки подмигнул:

    -  Посмотришь, не пожалеешь! Малинка - пальчики оближешь!

    Однако, еще не видя этой разлюли-малины, я уже начал жалеть, что даю втянуть себя в новую авантюру. Мы съехали с Лиговки в боковую улицу, и Остерман велел кучеру остановиться. Я рассчитался, и дальше мы пошли пешком.

    -  Извозчики - сплошь доносчики, - срифмовал ходатай по делам. - Пешим ходом надежнее.

    Пропетляв по переулкам, мы подошли к усадьбе с высоким глухим забором, ничем не отличающейся от других подворий на этой глухой улочке. Здесь явственно чувствовалась близость к окраине города, воздух был чище, а дворы больше и шире чем в центре.