|
Она подразумевала скорее сделки за закрытыми дверями, чем следование официальному протоколу в кабинетах чиновников. Более того, «Роман о Хинце и Кунце» смог достичь этой стадии только благодаря тайному соглашению, к которому Браун и Хёпке пришли годом раньше. Во время частной встречи в квартире Шленштедта Хёпке согласился способствовать публикации книги, а Браун взамен пообещал приглушить самые резкие высказывания, хотя в последующие месяцы он не проявил таких способностей к самоцензуре, чтобы были удовлетворены Айнхорн и другие блюстители идеологии в MDV. Сделка, заключенная 10 октября, устраняла это последнее препятствие, и в январе 1984‐го Хельга Дути покончила с формальностями, требовавшимися от издательства, и отправила «Роман о Хинце и Кунце» на следующий уровень – на одобрение цензорами в ГАП.
Составленное ею досье соответствовало стандартному формату. В дополнение к переработанному тексту оно включало четыре отзыва от рецензентов и обобщающий отчет издательства, который Дути написала так, чтобы подчеркнуть «долгую и тяжелую борьбу с автором», проведенную редакторами. Она объясняла, что они уговорили писателя внести множество правок, но не смогли убедить отказаться от проблемных отрывков, которые были подробно процитированы. Таким образом, непримиримость Брауна поставила их перед нелегким решением. Это был один из самых выдающихся авторов ГДР, за чьей работой пристально следили за границей, и издательство не могло уговорить его на большие уступки. Тем не менее, опираясь на убедительные аргументы Шленштедта и Кауфмана и «несмотря на все еще существующие возражения», в MDV осторожно рекомендовали книгу к публикации. Оборонительный характер отчета ясно выражал посыл: сотрудники издательства выполнили свою задачу с блестящим профессионализмом и с этого момента «Роман о Хинце и Кунце» становился уже проблемой ГАП. Ведение этого дела в ГАП было поручено Клаусу Зельбигу, главе отдела беллетристики. Он получил письмо от Гюнтера, предупреждавшее, что MDV не берет на себя ответственности за те трудности, которые могут возникнуть с книгой, а после того, как он сам передал рукопись нескольким коллегам-цензорам, Зельбиг отправил похожее сообщение Хёпке. Прочитав текст и его трактовки, предложенные их предшественниками, цензоры поняли, что он ставит ГАП перед сложным «политическим и культурно-политическим» решением. Это было слишком важной задачей для простых цензоров из отдела беллетристики. Решение должен был принять Хёпке. К этому времени, как он и обещал Брауну, Хёпке был намерен опубликовать книгу. Доводы в пользу ее издания казались обоснованными, ведь критики ГДР с Запада были готовы ухватиться за любые признаки репрессий, а в Suhrkamp были готовы выпустить в ФРГ издание без правок, что только подлило бы масла в огонь, если бы книгу запретили в Восточной Германии. Более того, унижение после стольких предшествовавших конфликтов могло разрушить отношения с Брауном и талантливыми молодыми писателями, которые ориентировались на него. Но пока все более нетерпеливый Браун давил на Хёпке, чтобы получить разрешение на печать книги, ЦК партии выпустил распоряжение о запрете любых противоречивых публикаций в «юбилейном» 1984 году. Пока жители Восточной Германии праздновали тридцатипятилетие основания ГДР, не следовало поощрять диссидентство. «Роман о Хинце и Кунце» предварительно предполагалось включить в план именно на этот год. Поэтому Хёпке задержал его одобрение ГАП, запросив еще один отзыв от стороннего рецензента, на этот раз от убежденного партийца Вернера Нойберта, литературного эксперта из Академии государственного управления и юриспруденции. Хотя Хёпке, возможно, старался защитить себя, обратившись к представителю консервативного крыла партии, он скорее просчитался. Нойберт в своем отзыве осудил книгу столь яростно, что ее участь стала казаться еще менее определенной. Несмотря на изощренную экзегетику Шленштедта и Кауфмана, писал он, нельзя не заметить явный изъян книги – недостаточную преданность «социалистической партийности». |
