|
В отличие от редакторов и рецензентов сотрудники ГАП оценивали текст согласно его месту среди всей книжной продукции, то есть всего, что входило в ежегодный план. Но, обозревая литературу в таком масштабе, они не только бдительно высматривали неприемлемые высказывания, но и учитывали все возможные сложности, которые могли возникнуть с их противниками из Kultur. На примере Марион Фукас, чиновницы из ГАП, имевшей дело в основном с поэзией и художественной литературой, можно рассмотреть, как осуществлялись корректировки. Она подчеркивала в отзывах фрагменты, которые казались ей важными, и, если они не противоречили ее собственному пониманию рукописи, писала: «Согласна с мнением издательства» в графе на первой странице папки. То, как она поступала в проблематичных случаях, можно увидеть по ситуации с «Воспоминанием об изморози на оконном стекле», Errinerung an eine Milchglasscheibe, сборником стихотворений Штеффена Меншинга. Подчиненные Фукас обратили внимание на то, что Меншингу свойственен «критический тон», когда он пишет на такую чувствительную тему, как милитаризм. Но подробный отзыв, полученный от Сильвии и Дитера Шленштедт, самых доверенных рецензентов MDV, развеял опасения. Они объясняли, что познакомились с Меншингом, автором, особенно привлекательным для молодого поколения, и убедили его исключить из сборника некоторые стихотворения и изменить другие. Поэтому его можно считать поэтом, сочетающим «художественный талант с марксистскими основами эстетической позиции», – слова, которые Фукас подчеркнула в отчете издательства, написанном Хельгой Дути. Эберхард Гюнтер, директор MDV, ранее работавший цензором в ГАП, подтвердил эти выводы в письме, особенно выделял готовность Меншинга вносить изменения в текст. Как и Шленштедты, Гюнтер говорил с ним и смог убедить заменить двумя невинными стихотворениями вызывающий беспокойство текст «Ночных мыслей», Nachtgedanken. Убежденная этими мнениями, Фукас дала согласие на публикацию, заметив, что «существенная политическая проблема» была разрешена.
Она колебалась, прежде чем дать ход роману Клауса Новака «Жизнь Гудрун», Das Leben Gudrun. Хотя издательство рекомендовало его к печати, в отзыве рецензента отмечалось, что Новак использует позднебуржуазные литературные приемы, затрудняющие восприятие сюжета. Фукас провела линию рядом с этим фрагментом отзыва и развила тему в собственном рапорте. Она не могла найти в романе никакой «нити Ариадны», которая позволила бы ей понять, что пытается сказать автор. Фукас задавалась вопросом, передает ли позднебуржуазный стиль идеологическое послание. Ответа на него она не дала, но очевидно подразумевала, что передает. Фукас считала себя обязанной предупредить о растущем стремлении авторов писать в такой манере, которая может отрезать их от массового читателя. Стилистическую туманность романа Новака нельзя было исправить, убрав или добавив какие-то фрагменты, потому что она повсюду проникала в текст. Но она хотя бы не бросала вызов партии, так что Фукас решила не препятствовать публикации произведения. С рукописями более привычного формата она обращалась, следуя проверенным процедурам ГАП. Книга о Мозамбике и жизни африканцев в Европе должна была быть очищена от каких-либо намеков на возможность существования расизма в ГДР. Фукас проверила список правок, рекомендованных рецензентом, чтобы убедиться, что они вошли в окончательный вариант текста, и отправила его для одобрения в Министерство иностранных дел. Когда коллега из ГАП раскритиковала слабый финал романа, Фукас поддержала ее, несмотря на рекомендации Хельги Дути, которая подчеркивала, насколько тщательно редакторы из MDV работали вместе с автором над четырьмя версиями текста. Рукопись отправилась обратно в издательство, где пришлось готовить пятый вариант, прежде чем книга получила разрешение на печать. Кроме того, Фукас отвергла предложение MDV разрешить публикацию мемуаров одного писателя о детстве в Кёнигсберге. |
