Янка вспоминает о своем аресте и суде без капли жалости к себе и излишнего драматизма. Более того, он пишет, что при раннем сталинизме в ГДР дела обстояли хуже. Интеллектуалов и политических деятелей похищали, пытали и тайно судили. Кто-то исчез в Сибири. Кто-то сошел с ума и покончил с собой. Однако, хотя не такой ужасный, как некоторые другие примеры жестокости, суд над Янкой и его заключение стали началом новой волны репрессий, призванной искоренить любую идеологическую заразу, которая могла попасть в ГДР из Венгрии и Польши или распространяться интеллектуалами изнутри. Связи Янки с Лукачем стали основанием для кампании по уничтожению предполагаемого контрреволюционного заговора, возникшего в кабинетах Aufbau Verlag и Sonntag, культурного еженедельника, которым управляли редакторы, связанные с Aufbau. Их сотрудники были уволены, многие редакторы заключены в тюрьму, а их место заняли аппаратчики, которые следили, чтобы в печать не попало ничего, противоречащего линии партии. Штази сеяла ужас среди интеллектуалов, арестовывая студентов, журналистов, писателей и других «инакомыслящих» (Andersdenkender) – всего восемьдесят семь человек за 1957 год. Так, после недолгой оттепели сталинизм в 1957‐м с новой силой вернулся в ГДР. Он стал лезвием цензуры, особенно после возведения Берлинской стены в 1961 году, и продолжал влиять на издательское дело следующие двадцать лет.

Карьера Эриха Лёста, автора, специализировавшегося на легкой литературе разных жанров, показывает возврат к репрессиям после 1950‐х. Как и Янка, Лёст изложил свои воспоминания в мемуарах, дополненных подборкой документов из архивов Штази. Он был представителем более молодого поколения писателей из Литературного института Йоханнеса Р. Бехера при Университете Лейпцига, где они набирались неортодоксальных марксистских идей, провозглашаемых философом Эрнстом Блохом и литературоведом Хансом Майером – двумя профессорами под пристальным надзором Штази. (Блох эмигрировал в Западную Германию во время бури, спровоцированной делом Янки, а Майер задержался до 1963 года, после чего тоже бежал.) Лёст в глазах Штази стал выделяться среди других студентов, приняв участие в открытой дискуссии о десталинизации. В ноябре 1957 года его судили и приговорили к семи с половиной годам заключения, тоже в Бауцене. После освобождения Лёст понял, что для него теперь закрыт вход в тесный литературный мир ГДР. Но однажды он столкнулся со своим редактором из MDV, который предложил Лёсту писать детективы, используя псевдоним и ограничивая их место действия капиталистическими странами, где всегда можно использовать аллюзии для обличения социальной несправедливости.

Лёст настрочил столько триллеров, что вскоре смог жить на доходы от них как независимый автор. Он держался неприметно, скромно жил в Лейпциге, избегал контакта с Союзом писателей, из которого его исключили. Несмотря на все эти предосторожности, он периодически испытывал неприятности с цензурой. Целый тираж шпионского романа был уничтожен, потому что там упоминался секретный агент Советского Союза, а в детективную историю, происходящую в Греции, нужно было внести существенные поправки, потому что цензоры сочли, что критические замечания в романе можно воспринять как завуалированные намеки на проблемы ГДР. Но к 1970 году Лёст стал успешным писателем, и друзья убеждали его взяться за более серьезные книги.

В MDV не разделяли их мнения. Директор издательства Хайнц Закс, поддерживавший Лёста до и после его заключения, осмелился опубликовать два неоднозначных произведения, «Поиски Кристы Т», Nachdenken über Christa T, Кристы Вольф и «Буриданов осел», Buridans Esel, Гюнтера де Бройна, и это в 1968 году, когда Пражская весна и советское вторжение в Чехословакию вызвали в ГДР новый всплеск страха перед беспорядками.