Когда осужденный сел, Эймерик впервые заметил в его густой шевелюре небольшую тонзуру [28]. Подождал, пока солдаты прикрепят цепи к кольцам, а утешители займут свои места. Потом взглядом дал понять отцу Хасинто, что пора начинать.

Слегка замявшись, доминиканец повернулся к пленнику.

– Сообщаю тебе, – холодно начал он, – что ты можешь назначить адвоката или нотариуса в качестве своего защитника. Однако если будешь признан виновным в ереси, избранного тобой защитника тоже будут судить за это преступление.

Эймерик едва заметно улыбнулся, довольный тем, что отец Хасинто старается строго придерживаться предписаний его «Руководства инквизитора». Другие авторы подобных трудов, вроде Бернара Ги [29], не допускали даже мысли о том, что у подсудимого может быть защитник.

– Я сам буду защищать себя, – прохрипел Отье.

– Это мудрое решение, – согласился отец Хасинто. – Как тебя зовут?

– Пьер Отье, родился в 1311 году, торговал лекарствами и был аптекарем, хотя в «искусствах» никогда сведущ не был.[30]

Услышав имя и дату, Эймерик посмотрел на пленника с удвоенным любопытством и вниманием.

– Знаете ли вы, – продолжал отец Хасинто, – почему Святой суд вызвал вас?

– Судя по тому, что сказали стражники, вы считаете меня еретиком.

– И это правда?

– Нет, нисколько.

Отец Хасинто хотел возразить, но в допрос вмешался Эймерик.

– Отец, будьте осторожны. Подсудимый отрицает, что стража сообщила ему об обвинении. Он вынужден прибегать к подобным уловкам, чтобы говорить только правду.

Но отец Хасинто был не согласен.

– Как отрицает? Он же заявил, что стражники сказали об этом. В противном случае он бы солгал. Поверьте, я тоже знаю хитрости еретиков.

– Катары хитрее, чем вы думаете, – ухмыльнулся Эймерик, – несмотря на весь ваш опыт. Выражение «судя по тому, что сказали стражники» нужно понимать, как «если бы я слышал то, что сказали стражники». Он ведь не утверждает, что узнал об обвинении от тюремщиков – это была бы неправда. Ему и так известно, что он еретик. Он говорит, что если бы слышал, что сказали стражники, то понял бы, что его считают еретиком. И не лжет.

– Проводить допрос таким способом – настоящее безумие, – возмутился отец Хасинто, поднимая глаза к небу.

– Только в том случае, если вы будете спрашивать, еретик ли он, а для нас с вами это само собой разумеется. Задавайте ему прямые вопросы о конкретных вещах.

Пока Отье слушал этот диалог, в его глазах играл ироничный огонек. Однако на последних словах Эймерика он насторожился.

Задумавшись на мгновение, отец Хасинто снова повернулся к пленнику с очень сосредоточенным лицом.

– Сколько еретиков в этих местах?

– Я никогда не видел ни одного.

– Опять пытаешься меня обмануть? – воскликнул доминиканец, помня слова Эймерика. – Ты имеешь в виду, что в этой комнате нет еретиков, кроме тебя? А себя самого ты не можешь видеть со стороны.

В этот момент отец Симон почувствовал, что, как монах-утешитель, должен вмешаться.

– Осторожнее, сын мой. Если продолжишь изъясняться подобным образом, твоя плоть сгорит на костре, а душа – в аду.

В этих словах слышалась не просто угроза, а обещание.

Отье вздрогнул. Но усилием воли постарался взять себя в руки.

– Сжечь меня – настоящее преступление, потому что я невиновен.

– Это мы еще посмотрим, – сказал отец Хасинто. – Кто возглавляет катаров Шатийона?

– Катаров нет.

– Несчастный! – доминиканец окончательно потерял терпение. – Если бы ты сказал, что в Шатийоне нет катаров, то твоему ответу, возможно, стоило бы верить.