|
Витя был страшно разочарован — я думаю, что дегустационный зал, безусловно, относился к тем самым злачным местам, о которых он страстно мечтал в мрачные годы солдатчины, так что даже Ванде стало его жаль, и она пообещала вместе с ним съездить в Абрау, как только наша работа закончится. Алекс же отреагировал на срыв поездки спокойно — по-моему, он настолько устал от бессонной ночи, от того, что прибор, как они ни бились, все равно не работал, что ему уже было на все наплевать, он хотел только одного — спать. И еще что-то мне подсказывало, что нам следует отдохнуть друг от друга, хотя бы полдня провести не вместе. До конца нашей работы оставалось совсем мало времени, но я страшно боялась, как бы мы не надоели друг другу раньше! Сегодня утром я почувствовала в его обращенном ко мне голосе раздражение и не захотела рисковать, потому и уехала в Абрау — от греха подальше.
В дегустационном зале нам встретились старые знакомые — актеры с озера. За время, прошедшее с праздника Нептуна, они здорово одичали: обросли, пообтрепались, обзавелись живописными прорехами на джинсах. Загорелые до черноты, они походили теперь на робинзонов; еще большее сходство с робинзонами им придавала белесая пыль, припудрившая их темные патлы, так что они казались поседевшими. После сеанса у нас оставался час до возвращения домой. Вика пошла звонить в Москву. Дима, как галантный кавалер, ее сопровождал; лаборанты и студенты мгновенно разбежались в разные стороны, будто испарились в жарком мареве. Я осталась одна и почувствовала, что полчаса одиночества — это как раз то, чего мне не хватает. Стараясь держаться в тени домов и деревьев, я направилась к озеру, знаменитому озеру Абрау-Дюрсо. Чем оно так знаменито, я до сих пор не знаю. И тут, средь бела дня, при ярком солнечном свете — я бы сказала, при слепящем солнечном свете, когда все краски настолько ярки и насыщенны, что кажутся даже неестественными, тут я почувствовала, что волосы у меня на голове встают дыбом. Я затылком ощутила чей-то пристальный взгляд; оглянувшись, никого за собой не увидела, кроме нескольких лениво прогуливавшихся курортников. Да и кто мог преследовать меня в такой ясный день на виду у всех? И все-таки неприятное ощущение, от которого у меня по коже побежали мурашки — от шеи вниз до поясницы, — не проходило. Я шла по аллее вдоль озера и крутила головой, гадая, кто может прятаться в зарослях декоративных кустарников за моей спиной. Уж не залез ли этот «кто-то» на один из пирамидальных тополей, ровно и четко выстроившихся вдоль низкой каменной балюстрады, как солдаты на параде? Может, это какая-нибудь зловредная любопытная соня на меня так уставилась? Но ведь сони не живут на тополях! Господи, еще немножко — и я свихнусь! Поверю в Вандиных барабашек, в неуспокоенный дух Сергея, не желающий меня отпускать, вообще в привидения… Очень странные привидения, свободно разгуливающие при свете дня! На мое счастье, в этот самый момент я наткнулась на актеров, устроивших на тихой, затаившейся в кустах лавочке небольшой пикник. Как я обрадовалась, что мое одиночество так быстро закончилось! Женя и Игорек пригласили меня к ним присоединиться, весело размахивая пивными бутылками. — Так, значит, после марочного шампанского вы пьете теплое жигулевское? — строгим учительским тоном поинтересовалась я, осторожно усаживаясь на скамейку рядом с Игорем и стараясь не запачкать при этом платье: на газете, заменявшей им скатерть, были разложены не слишком аппетитные бутерброды с вареной колбасой и переспелые персики. — Ты не права, Танечка, пиво почти холодное! И оно такое вкусное — особенно после этой кислятины! — воскликнул Игорь; его физиономия так и лучилась радостью бытия. Кажется, в последнем спектакле вы оба играли дворян — белую косточку? Не представляю себе, как у вас это получалось — с вашими-то плебейскими вкусами! Игорь посмотрел на меня укоризненно, его личико чуть повзрослевшего херувима отразило на секунду вселенскую скорбь, чтобы еще через мгновение расплыться в лукавой улыбке. |
