Четыре бокала отборного игристого и шампанского на пустой желудок — это немного, но и немало, и у меня приятно кружится голова; те счастливые мужчины, которым их жены или соседи, приехавшие на собственных машинах, отдали свои порции, заметно соловеют. Веселая громкоголосая толпа, которая после сеанса вываливается из дверей дегустационного зала на свежий воздух, совсем не похожа на ту чинную группу людей, которые стройными рядами входили туда час назад.

И на этот раз дегустация тоже прошла по однажды и навсегда заведенному шаблону. Правда, я уже забыла, как трудно было добираться от нас до Абрау-Дюрсо. Началось с того, что у нашего «уазика» окончательно отказали тормоза, и за шампанским поехал грузовик, чему все, кроме меня, были рады, потому что желающих надегустироваться оказалось множество.

Я, надо сказать, не очень-то люблю передвижение по горным серпантинам вообще и на нашем экспедиционном «газике» в частности. На этих узких дорогах над пропастью у меня голова идет кругом, и мне все кажется, что на очередном повороте мы вот-вот сверзимся с обрыва. Меня не могут отвлечь от этих мыслей ни изумительные кавказские виды, ни расстилающееся внизу бесконечное, столь любимое мною море, я просто боюсь, вот и все; должен же человек чего-нибудь в этой жизни бояться — у меня это, наверное, врожденный страх высоты.

Мне страшно ездить по горным склонам даже с асами, но шофер Василий Кузьмич, водивший в этом году «газик», к асам никак не относился. Он весь свой век, и немалый — ему было под пятьдесят, — работал водилой, но для меня осталось загадкой, как он выбрал такую профессию, не разбираясь в автомобилях и не умея с ними обращаться, и как он при этом еще умудрился остаться в живых. И какой идиот мог послать его в командировку из Москвы на Северный Кавказ, и как Тахир мог ему доверить управление? Впрочем, Тахир вынужден был брать, что дают…

Так вот, Василий Кузьмич отличался особым стилем вождения, совершенно неповторимым. Сколько я видела шоферов-алкоголиков, которые чувствовали себя в машине как рыба в воде или как птица в небесах! Совершенно же непьющий Кузьмич за рулем являл собой угрозу обществу.

Я до сих пор не понимаю, каким образом в наших местах, где здоровенные булыжники украшают неухоженную грунтовку и камнепады то и дело сужают и без того до предела узкую дорогу, когда из-за любого поворота навстречу тебе может вылететь мотоцикл с пьяным водителем и вываливающимися из коляски пассажирами, где машины то и дело летают с обрыва и люди порою просто чудом остаются в живых, — каким образом Кузьмич и мы с ним ни разу не попали в серьезную аварию.

У него была очень замедленная реакция, и на препятствия он реагировал уже после того, как их проезжал. Когда, например, он видел впереди яму, то сперва зачем-то увеличивал скорость, мы на полном скаку попадали в нее, и все, кто был в кузове, подпрыгивали чуть ли не до брезентового потолка, но это было только начало. Потому что после этого Кузьмич изо всех сил жал на тормоза — и в этот момент хуже всего приходилось его соседу по кабине, который чуть не пробивал головой лобовое стекло. Вот так, перепрыжками, мы и передвигались. К тому же у Кузьмича был отвратительный, занудный до безобразия характер, так что поездки с ним отличались особой прелестью.

Но на этот раз все обошлось. Нас в кузов набилось столько, что все скамейки вдоль бортов были заняты; мы с Викой устроились на самых удобных местах — на запасных покрышках сразу за кабиной; трясло здесь чуть меньше, хотя клубящаяся белая пыль доставала нас и тут.

Было очень тесно и весело, мы хохотали всю дорогу, и я почти забыла, где мы едем и что мне надо чуть ли не терять сознание от страха. И вот последний крутой спуск над самым озером, последний крутой поворот, и мы останавливаемся на центральной площади городка — паркуемся под самым знаком «Остановка запрещена».