Воспользовавшись моментом, я опустилась на самое дно, туда, где к проржавевшим сваям у самого дна были привязаны канаты, удерживавшие коридор. Когда-то раньше сети прикрепляли толстой проволокой, и теперь ее концы торчали в разные стороны, мешая мне как следует устроиться и заняться починкой. Левая оттяжка вроде бы держала, но правый трос свободно болтался. Хорошенько присмотревшись, я увидела, что он перетерся о железную скобу у основания сваи. Я попыталась натянуть оставшуюся часть троса и снова зацепить ее за скобу, но как ни билась, у меня ничего не вышло: обрывок был слишком короткий, к тому же из-за намотавшихся на него водорослей скользил и вырывался из рук.

Значит, надо было либо менять трос, либо его наращивать. Я отстегнула от пояса моток запасной веревки и попыталась соединить концы, понимая в глубине души бесполезность попытки. Тут меня отвлекло от этого сизифова труда то, что почему-то стало трудно дышать; я удивилась — мне показалось, что я пробыла под водой совсем недолго. Ну никак не сорок минут — уж на это по меньшей мере я могла рассчитывать с «Украиной» на этой глубине. Впрочем, может, я просто не заметила, сколько времени у меня отняла порванная сетка.

Решив подниматься, я дернула за рычажок резерва.

Он не поддавался! Еще немного — и мне нечем будет дышать. Надо было срочно подниматься, но я запуталась в веревке, и это меня задержало. Безо всякой паники — так, как меня учили, — я вытащила водолазный нож и перерезала веревку, но этого оказалось недостаточно: что-то еще держало меня на дне! Заставляя себя не поддаваться страху, я осмотрелась: на глубине шести метров я висела у самого дна, зацепившись за торчавшую из него проволоку. Я рванулась вверх, но бесполезно: судя по всему, проволока зацепилась то ли за пояс, то ли за акваланг, то ли за сам костюм. Я уже задыхалась — или мне это еще только чудилось? — я билась, пытаясь освободиться; я работала ножом вслепую, стараясь не делать судорожных движений, хотя лучше было пораниться, чем лишиться последнего шанса выбраться оттуда. Увы, на миг силы мне изменили — я упустила нож, и он тут же уплыл далеко от меня. В этот момент у меня потемнело в глазах и все померкло. Последней мыслью, которая промелькнула у меня перед тем, как я потеряла сознание, было: «Как обидно умирать вот так!»

* * *

Я лежала на спине на прибрежной гальке, приходя в себя и немилосердно кашляя. Это для меня стало уже нехорошей традицией — лежать на гальке у самой кромки моря и приходить в себя после того, как я чуть не отдала концы в своей любимой стихии.

— Все в порядке, не беспокойтесь, Ванда, — донесся до меня как будто издали слегка искаженный голос Ники; уши у меня были заложены и побаливали. Но она была совсем рядом, это ее лицо и озабоченную физиономию моей тетушки, склоненные надо мной, я видела сквозь пелену.

Постепенно я стала сознавать, где я и что со мной. Я опять чудом осталась в живых. Каким-то образом меня вытащили из воды, и притом вовремя. Кто же меня спас? И что случилось с моим аквалангом?

Ника хлопотала вокруг меня, я слышала еще чьи-то голоса. Преодолевая слабость и головокружение, я села. И никак не могла надышаться: люди, которые никогда не испытывали удушья, не поймут, какая это роскошь — свежий, чистый воздух, наполняющий легкие!

Тут до моих ушей донеслось знакомое щелканье.