По дороге назад мы встретились с Никитой, который вел на Лысую гору своего практиканта, недавно приехавшего на базу. Выяснив, что Никита специально заранее не предупредил меня об этом походе, потому что этот сложный маршрут якобы не для женщин, я тут же за ними увязалась в чем была, несмотря на громкие протесты Никиты и увещевания Феликса.
Естественно, я не проронила ни слова, когда колючки впивались мне в кожу, и ни на секунду их не задержала, но нельзя сказать, чтобы об этом подъеме у меня остались приятные воспоминания. Особенно мешала мне модная в том сезоне летящая юбка до пят: то Никитин практикант наступал мне на подол, то я сама запутывалась в зарослях держиморды или не менее колючей ежевики и освобождалась, оставляя на колючках лоскутки ситца.
Конечно, вид с вершины Лысой горы открывался необыкновенный: бесконечное темно-синее, отливающее фиолетовым у самой линии горизонта море (в тот очень жаркий и безветренный день поверхность его была совершенно зеркальной), береговая линия, изрезанная заливчиками и бухточками, прямо под нами — мыс Ашуко с маяком на нем. Мне, обливавшейся потом, страшно захотелось нырнуть прямо туда, в это море, в эту казавшуюся с высоты такой прохладной воду… Со всех остальных сторон нас обступали горы — невысокая гряда шла прямо за нами, а в ущелье слева от биостанции, идущем в сторону Абрау, уже сгущалась синеватая дымка — там между вершинами застряли облака. В Ашуко уникальный микроклимат — если в Анапе, или Новороссийске, или даже в ближайшем к нам Абрау идет дождь, то он чаще всего не доходит до дельфинария — его закрывают горы, которые не пропускают к нам тучи.
Поэтому льет у нас обычно тогда, когда ветер пригоняет перенасыщенный влагой воздух с моря, с юго-востока, а норд-ост обычно приносит с собой прохладу, но не сырость и не дождь. Погода в этом сезоне, когда в начале июля холодный северо-западный ветер сочетался с ливнями, абсолютно не характерна для этих мест, и нас, продрогших в те несколько дней чуть ли не до мозга костей, должна была утешать уникальность этого природного явления.
Но виды видами, а надо было спускаться… И мы спускались — на пятой точке по облысевшему склону горы. Как дети со снежной горки, мы мчались вниз с бешеной скоростью, вздымая клубы сухой пыли и подбадривая себя восторженными воплями. Огромный камень, сдвинутый с места массивным телом ехавшего по склону чуть выше меня практиканта, промелькнул совсем рядом с моей головой, но меня не задел. Так мы пролетели чуть ли не полгоры и остановились только там, где почти отвесный склон переходил в пологий спуск — перемазанные, в порванной одежде, но довольные. Это был единственный случай в моей жизни, когда спуск оказался легче, короче и гораздо приятнее, чем подъем. Мы очень быстро добежали в тот раз до моря и вошли в воду, не раздеваясь, и я поняла, что такое блаженство.
Но сейчас я решила подняться на Лысую гору не в самый солнцепек, а рано утром, пока еще прохладно, и в подходящей для этого одежде.
У меня еще остался килограммчик лишнего веса, и я захотела от него окончательно избавиться. Я, конечно, предложила девочкам составить мне компанию, но они отнеслись к этой идее скептически. Захотел было отправиться со мной на гору йог Саша-тощий, но, узнав, что Ники не будет, тут же охладел к этой затее, и у него нашлись другие дела. Так что остался один Саша-толстый.
Не буду описывать подробности нашего похода. На мой взгляд, все прошло чудесно, на этот раз я не запуталась в кустарнике, не оцарапалась о колючки и почти не запыхалась — я явно пришла в свою лучшую форму. Но для Саши-толстого Лысая гора оказалась последней каплей: после нее он сломался. Он взбунтовался: категорически отказался и делать зарядку, и бегать трусцой; громогласно заявил, что физические упражнения наносят организму один только вред; даже почти охладел ко мне.
Не знаю, как его организм, но вот его костюм потерпел от наших спортивных занятий значительный урон. |