Ивановский находился на биостанции с самого начала сезона, с апреля, и здорово за это время поизносился. После моих тренировок его единственные плавки расползлись окончательно, и это было почти трагедией. Как известно, при советской власти плавки можно было купить где угодно, но только не в курортных городах.
Сколько экспедиций ни посылали за этой необходимейшей деталью туалета в Новороссийск, Геленджик, Анапу — плавок нигде не было, а если и были, то не его размера. Поэтому Саша-толстый выглядел весьма живописно: на голое тело он надевал то, что осталось от плавок, поверх них — почти столь же растерзанные шорты, а для надежности и сохранения общественных нравов он сверху еще повязывался свитером; в таком виде он и работал, и купался, и сидел за общим столом.
Саша-толстый был уникумом, о котором в Ашуко еще предстояло сложить легенды. Надо сказать, в качестве кавалера он был труднопереносим даже для такой решительной женщины, как я, но у него были другие достоинства. Он был в Ашуко уже третий сезон и надеялся, что его возьмут в институт на постоянную работу. Хоть он и числился лаборантом, но обычно ему поручали тяжелую физическую работу, не требовавшую излишних умственных усилий, — так боялись его глубоких аналитических способностей. Чуть ли не каждый день он выдавал по афоризму, которые становились составной частью ашукинской мифологии.
Так, ашукинцам особенно запомнился один вопрос, заданный им на лекции профессора Лапина. На биостанции был такой обычай — раз в неделю все сотрудники биостанции, в том числе сезонные рабочие, собирались на час, и кто-нибудь из ученых популярно рассказывал о своем предмете. В основном лекции, конечно, касались физиологии и поведения водных животных, но как-то раз и Вику попросили провести такой семинар — уж очень интересовала всех тема, которой она занималась: гипноз.
Ванда рассказывала о свойствах кожи дельфина, а профессор Лапин сел на свой конек: он говорил о загадках, которые поставили перед наукой дельфины, в том числе и об их необычном стайном поведении, о разнице между животными различных популяций одного и того же вида…
Обычно все с интересом слушали очередного оратора, и к концу лекции этот интерес только возрастал, все дремавшие пробуждались и с нетерпением ждали вопросов Ивановского. И на этот раз наши ожидания не были обмануты. С самым серьезным видом, как будто он был не лаборант, а по крайней мере доктор наук, Саша-толстый спросил:
— А чем отличается поведение поллюций, например крыс, от поллюций дельфинов?
Все грохнули, и никто не ответил бедняге на его вопрос: профессор смеялся вместе со всеми.
В голове его все время бродили какие-то мысли, и он периодически выдавал их, но они были чересчур уж забродившие. Может, это оттого, «что сперма попадала ему в мозг, и там начиналось такое!..» — этот перл он выдал как-то за обедом, когда громогласно рассуждал о том, что воздержание более трех дней крайне вредно, потому что в этом случае… ну вы сами понимаете…
Увы, так как Сашу-толстого никто из девиц на биостанции никогда всерьез не принимал, то приходилось ему мириться с кашей в голове. Вот какой мне достался оригинальный поклонник.
Темп жизни на базе для меня все ускорялся. Погода наладилась, подготовка к эксперименту шла полным ходом, Ася выздоровела, и ее озорной характер нам доставлял немало хлопот — она то прекрасно работала, то отказывалась без всяких видимых причин с нами сотрудничать, как будто над нами издевалась. И наконец, каждый вечер меня тащили на какие-нибудь посиделки.
Девочки между тем уже не ходили по земле, а, казалось, витали в облаках. Они были такие влюбленные и счастливые, что мне становилось порой даже обидно: почему я ни в кого не влюбляюсь? Правда, подходящей кандидатуры я не видела.
Ника совершенно окрутила Славика, но и сама умудрилась влюбиться по уши. |