Мы целовались как сумасшедшие; мне казалось, что никогда еще поцелуи не доставляли мне такого наслаждения. Я теряла голову, тело мое, казалось, таяло, кожа пылала. И, самое главное, всеми своими чувствами я ощущала, что Алекс испытывает то же самое, во всяком случае, от него исходил самый настоящий жар, руки его меня обжигали. Пусть на миг, на те секунды, что длится поцелуй, на какие-то десять дней, мы с ним чувствовали одинаково. И мы оба не хотели торопиться, поднимаясь шаг за шагом на ту вершину, где мы сольемся в единое целое…

Это будет скоро. Завтра. Или послезавтра.

9. ДЕНЬ РЫБАКА

Уже целую неделю и биостанция, и озеро жили в ожидании праздника — Дня рыбака, который по календарю приходился на каждое второе воскресенье июля. Для меня всегда было загадкой, почему в качестве профессионального праздника дельфинеров был выбран именно этот день — то ли потому, что наши ребята каждый год ловили дельфинов вместе с рыбаками на рыбацких судах, то ли оттого, что многие тренеры получали диплом в Институте рыбного хозяйства, и учились они при этом не где-нибудь, а на кафедре китов и дельфинов! (Хотела бы я увидеть того остряка, который приписал китов и дельфинов к рыбному хозяйству!)

Как бы то ни было, этого дня ждали целый год, к нему готовились — если не год, то хотя бы неделю.

В этом сезоне предметом бурной дискуссии служил вопрос о том, справимся ли мы с подготовкой зрелищной части сами или стоит позвать на подмогу профессионалов — двух актеров, приятелей Малютина, которые остановились в палатке неподалеку от соленого озера, В конце концов было решено, что маслом, то бишь артистами, кашу не испортишь.

Тем более что это были очень симпатичные ребята. Хоть они совсем недавно окончили театральное училище и их еще не узнавали на улице, тем не менее они успели помелькать в кино, и их физиономии уже казались смутно знакомыми. Но звездной болезнью они заболеть еще не успели, и общаться с ними было гораздо приятнее, чем, например, с моим покойным мужем, который считал себя великим дрессировщиком и потому задирал нос перед непосвященными. Игорь и Женя служили в одном театре и были то ли друзьями, то ли близкими приятелями, но трудно было представить более непохожих друг на друга молодых людей. Игорь был добродушный малый, с ленивыми грациозными движениями молодого животного и лицом херувима под шапкой вьющихся волос — отнюдь не белокурых, как можно было ожидать, а смолисто-черных, под стать большим темно- карим глазам, слегка навыкате. Речь у него была слегка замедленная; еще он отличался тем, что очень любил петь, и голос у него действительно был приятный, но это никак не могло компенсировать полное отсутствие слуха.

Поэтому все окружающие приходили в ужас, когда в руки ему попадала гитара, и старались отвлечь его от пения, впрочем, делали это очень мягко, чтобы не обидеть его чувствительную душу. Самое смешное, что он стремился петь и на сцене, интересно, как справлялись с этим его неуемным желанием режиссеры?

Но ни в роли старика Нептуна, ни тритона из его ближайшего окружения — мы решили, что актеры сами распределят их между собой, — петь не надо было, и мы были в этом отношении спокойны. В конце концов морским царем стал Женя — это больше подходило ему по характеру. Высокий и худющий, обросший и оборванный почти как хиппи, Женя обладал тем, что в артисте называется темпераментом, и этот темперамент проявлялся во всем, в том числе и в самых простых ситуациях — он всегда и везде должен был быть на коне. В общем, если Игорю больше подходили голубые положительные роли, то Женю с его блестящими выразительными глазами я почему-то представляла себе в образе Ричарда III. Он и в жизни был строптив и неуступчив и нередко покрикивал на товарища, на что Игорь реагировал с присущим ему юмором и добродушием.

С костюмами дело обстояло очень просто — в домике ихтиологов хранились большие запасы самой настоящей рыбачьей нейлоновой сети с Командорских островов, причем, на наше счастье, зеленой.