— Давайте купаться голышом! — Ляля, эта трудолюбивая пчелка Ляля, забыла на время о своих стеклышках и срезах, чтобы заявить такое! Вот уж от кого этого никак не ожидала!

— Да, давайте совсем разденемся! — тут же подхватила ее предложение чересчур веселая Люба. Уже взошла луна, и хотя в ее мерцающем свете видны были только наши силуэты, но этого было достаточно, чтобы рассмотреть, как необъятные Любины телеса выпирают из обтягивающей модной маечки.

Кто-то на нее шикнул, она заткнулась и тут же залилась пьяным, визгливым смехом.

Все быстро скидывали с себя одежду, оставаясь в купальниках и плавках — купаться в том виде, в каком нас создала природа, у нас было не принято; тогда, в те блаженные времена, еще до того, как на необъятную территорию нашей страны пришла сексуальная революция, это не было принято вообще. Вода была теплая как парное молоко, она ласкала мое тело, почти как руки Алекса. Впрочем, сейчас ему было не до нежностей — он просто тащил меня вслед за собой в море. Мы с ним вошли в воду одними из самых последних; почти вся молодежь с визгом и хохотом плескалась в нескольких метрах перед нами — кто по пояс, а кто и по горло в воде.

— Ой, держите меня! — раздался крик Любы, и вслед за этим истошным воплем души послышался громкий шлепок, с которым ее мощное тело вошло в воду. Она была счастлива: пусть вниз головой, но бросили ее мужские руки.

Но вдруг среди веселья раздался чей-то встревоженный голос:

— Ребята, а где Ивановский? Он только что был здесь!

— Кажется, он упал!

— Давайте его искать! Может, ему стало плохо!

Как известно, пьяный может утонуть и в луже, не то что в море, даже если глубина его всего лишь по колено.

С криками «Саша! Саша!» сильная половина дельфинарного человечества бросилась на поиски. Алекс выпустил мою руку и ринулся вперед. Я споткнулась и потому отстала от него на несколько шагов.

Больше я ничего не помнила — как будто вспышка света вместе с болью заискрилась у меня в голове, и наступила темнота.

10. ДЕВОЧКИ ТЕРЯЮТСЯ В ДОГАДКАХ

Меня разбудили лучи солнца, через распахнутую дверь пробравшиеся ко мне на кровать и ослепившие меня сквозь сомкнутые веки. Я открыла глаза — и застонала. Голова раскалывалась. Я дотронулась до макушки — там под спутанными волосами я обнаружила шишку, очень болезненную на ощупь.

Постепенно ко мне вернулась память о событиях вчерашнего вечера. Я очнулась на берегу от того, что кто-то вылизывал мне лицо. Этот «кто-то» оказался Тошкой. Потом надо мной склонились смутно знакомые лица, и я услышала голос Ники:

— Она приходит в себя… Как ты думаешь, здорово она нахлебалась воды?

— По-моему, ничего страшного… — Это была уже Вика.

После все снова куда-то уплыло, все вокруг покачивалось, как на волнах, пока до меня вдруг не дошло, что это я покачиваюсь в руках Алекса… Что было потом?

Болела не только голова; у меня было такое чувство, что на мне всю ночь плясали черти — уж не свита ли Нептуна? С большим трудом мне удалось сесть, и тут в дверях появилась Вика. Мне она показалась свежей, как только что протертое стеклышко.

— Слушай, правда, что меня вчера Апекс нес на руках, или мне это только почудилось? — спросила я ее вместо приветствия.

— Да, он совершил героический поступок — он тебя нес и даже донес, хоть и шатался. Тебе повезло намного больше, чем Любе.