|
– Мы предполагаем, что они знают, что Адам наш человек, и держат его под постоянным наблюдением. Они, вероятно, надеются, что он выведет их на других агентов. – Итак, нет никого другого, чтобы выяснить, что представляют собой эти сведения, и доставить их оттуда. – Нет, сэр. Туда должен проникнуть кто-то извне. – И, конечно, они пеленгуют его радиопередатчик. Или, может, они нашли его и вывели из строя, – Майкл нахмурился, глядя, как горят дубовые поленья. – Почему художник? – спросил он опять. – Что мог узнать художник о военных секретах? – Не имеем ни малейшего представления, – сказал Хьюмс-Тельбот. – Вы понимаете наше затруднительное положение? – Мы должны выяснить, что же, черт возьми, происходит, – высказался Шеклтон. – Первая волна вторжения должна включать почти двести тысяч солдат. К девяностому дню после даты начала операции мы планируем ввести туда больше миллиона парней, чтобы надрать Гитлеру задницу. Мы рискуем в один прекрасный день стать просто мишенью для стрельбы, словно бы просто произойдет поворот карты, и нам бы лучше наверняка знать, что на уме у нацистов. – Конечно же, смерть, – сказал Майкл, и никто из присутствующих не сказал ни слова. Костер трескнул и выплюнул сноп искр. Майкл ждал окончания рассказа. – Вас самолетом доставят во Францию и выбросят с парашютом около деревни Безанкур, примерно в шести милях от Парижа, – сказал Хьюмс-Тельбот. – Один из наших будет в месте приземления, чтобы встретить вас. Оттуда вас доставят в Париж и окажут любую помощь, какая вам потребуется, чтобы попасть к Адаму. Это в высшей степени ответственное задание, майор Галатин. Чтобы вторжение имело какой-то шанс, мы должны знать, чего нам ожидать. Майкл понаблюдал, как горел огонь. Затем сказал: – Я сожалею. Найдите кого-нибудь другого. – Но, сэр… Пожалуйста, не принимайте поспешного… – Я сказал, что я в отставке. На этом и закончим. – Ну, это просто глупо! – взорвался Шеклтон. – Мы разбивали свои задницы, добираясь сюда, потому что некоторые ослы указали на вас как на лучшего в своем деле, а вы говорите, что вы в «отставке», – он прошипел это слово. – Там, откуда я, по-другому говорят о человеке, у которого изнеженные нервы. Майкл слегка улыбнулся, что привело Шеклтона в еще большую ярость, но он ничего не ответил. – Майор Галатин, – попытался опять Хьюмс-Тельбот. – Пожалуйста, не говорите сейчас последнего слова. Хотя бы обдумайте наше предложение, а? Может, мы бы остались на ночь, а затем снова обсудили это утром? Майкл вслушивался в падание мокрого снега, стучавшего по окнам. Шеклтон подумал о долгом пути домой, и его копчик заныл. – Можете оставаться на ночь, – согласился Майкл. – Но в Париж я не отправлюсь. Хьюмс-Тельбот хотел было опять заговорить, но решил дать всему этому устояться. Шеклтон проворчал: – Какого черта, мы что, напрасно перлись в такую даль? Но Майкл только пошуровал в камине. – С нами еще водитель, – сказал Хьюмс-Тельбот. – Не найдете ли вы и для него место? – Я поставлю раскладушку у камина, – он встал и пошел в чулан за раскладушкой, а Хьюмс-Тельбот вышел наружу, чтобы позвать Мэллори. Когда двое мужчин вышли, Шеклтон стал осматриваться в зале. Он увидел антикварный патефон из розового дерева фирмы «Виктрола», на его диске лежала пластинка. Название пластинки было «Весна священная» какого-то Стравинского. Ну, с русским водиться – значит любить русскую музыку. Наверное, всякая славянская чепуха. В такую ночь, как эта, ему бы послушать бодрую вещь Бинга Кросби. Галатин любил читать, в этом нельзя было сомневаться. Тома вроде «О происхождении человека», «Плотоядные», «История григорианской поэзии», «Мир Шекспира» и другие книги с русскими, немецкими и французскими названиями заполняли полки книжных шкафов. |
