|
Он был в темно-синем шерстяном халате и босой. – В кухне кофе и чай. И яичница с местной колбасой, если хотите позавтракать. – Если эта колбаса такая же острая, как местный виски, – то я – пас, – с гримасой неудовольствия сказал Шеклтон. – Нет, очень приятная на вкус. Управляйтесь сами. – А где Мэллори? – спросил, оглядывая помещение, Хьюмс-Тельбот. – Он позавтракал и пошел заменить масло в автомобиле. Я позволил ему воспользоваться гаражом. – Что это за какофония? – Шеклтону показалось, что музыка была похожа на шум армии демонов, гомонящих в аду. Он подошел к «Виктроле» и увидел вращавшуюся на ее диске пластинку. – Стравинский, да? – спросил Хьюмс-Тельбот. – Да. «Весна священная». Это мое любимое произведение. Это место, майор Шеклтон, где старики селения стоят в кругу и смотрят, как юная девушка танцует в смертельном экстазе языческого ритуального жертвоприношения, – Майкл на несколько секунд закрыл глаза, представляя себе темно-красные и ярко-оранжевые цвета прыгающих сумасшедших нот. Он открыл глаза и посмотрел на майора. – Жертвенность в те времена, кажется, была самой значительной темой. – Не знаю, – от взгляда Галатина Шеклтону было не по себе, он был прямым и проникающим в душу, в нем была сила, от которой у майора создавалось ощущение безволия, как будто он превращался в тряпку. – Я поклонник Бенни Гудмана. – О, да, я его знаю, – Майкл еще некоторое время слушал гремящую, резкую музыку, в которой отзывалась картина мира в состоянии войны, борьбы со своим собственным варварством, и варварство явно побеждало. Потом он встал, поднял без скрежета звукосниматель с диска 78 оборотов в минуту и оставил «Виктролу» останавливаться. – Я принимаю поручение, джентльмены, – сказал он. – Я найду то, что вы хотите. – Найдете? Я имею в виду… – Хьюмс-Тельбот путался в словах. – Мне показалось, вы приняли наше предложение. – Да, принял. И несколько изменил его. – Ах, понимаю, – но в действительности он не понимал, однако не собирался больше выспрашивать мотивы. – Ну, приятно слышать, сэр. Очень хорошо. Мы, конечно, дадим вам неделю для тренировки. Дадим вам сделать несколько тренировочных прыжков с парашютом и поработаем немного с языком, хотя сомневаюсь, что вы в этом нуждаетесь. А также, как только вернемся в Лондон предоставим вам всю необходимую информацию. – Да, сделайте так, пожалуйста, – от мысли о полете через пролив во Францию кожа на затылке стянулась, но это предстояло проделать в свое время. Он сделал глубокий вдох, теперь довольный, что его решение стало окончательным. – Надеюсь, вы меня извините, я собирался на утреннюю пробежку. – Я знал, что вы бегун, – сказал Шеклтон. – Я тоже. На какое расстояние вы бегаете? – Пять миль, около того. – Раньше я бегал по семь миль. С полной полевой выкладкой. Послушайте, если у вас есть запасной теплый костюм и свитер, я побегу с вами. Мне бы не помешало опять разогнать кровь, – особенно после попыток выспаться на этой доске, подумал он. – Я не пользуюсь теплым костюмом, – сказал ему Майкл и сбросил халат. Он остался без одежды. Он положил халат на спинку кресла. – Уже почти весна. И благодарю вас, майор, но я всегда бегаю один. Он прошел мимо Шеклтона и Хьюмс-Тельбота, которые от удивления не могли ни говорить, ни двигаться, и вышел из дверей в холодный свет утра с падавшим мокрым снегом. Шеклтон задержал дверь, не дав ей закрыться. Он, не веря глазам своим, смотрел, как обнаженный человек начал бег по дороге длинными целеустремленными скачками, потом свернул через поле к лесу. – Эй! – крикнул он. – А как же насчет волков? Майкл Галатин не оглянулся и в следующий момент скрылся за деревьями. |
