— Вот это я и хотел узнать. А каковы были отношения Медарова с вашей матерью? Не были они омрачены неприязнью вашего отца к пришельцу?

— Не могу этого утверждать. Мать моя испытывала нечто вроде чувства вины за грубость отца и как раз поэтому всегда была любезной с братом. Приходила сюда к нему, приносила еду…

— Прекрасно, — бормочу. — Больше не стану вам досаждать своим присутствием. Вы, очевидно, работаете…

И показываю на пейзаж, укрепленный на мольберте. Скажу мимоходом, что пейзаж почти в том же состоянии, что и в прошлый раз, насколько я разбираюсь в живописи.

— Да нет, — возражает Лида, — ничего я не делаю. Эта идея с композицией меня целиком захватила и не дает мне работать. Я надеялась, что вы поможете мне…

"И я надеялся, что ты мне поможешь, а не помогла…” — произношу я в уме, а вслух говорю:

— Беда в том, что наша деятельность весьма бедна на живописные ситуации. Пистолеты, знаете, давно уже вышли из обращения. И вообще говоря, если хотите получить от меня совет, переходите на другую тему…

— Ох, всегда вы так… — вздыхает Лида, провожая меня до лестницы. — Только подумаешь, что нашла хороший сюжет, как из-за какой-то ерунды все рушится.

— Не только у вас так бывает, — успокаиваю я Лиду, — и со мной происходит иногда нечто подобное.

— После чего с некоторым облегчением я спускаюсь тремя этажами ниже и звоню ”Семье Сираковых”.

На третьем звонке дверь приоткрывается, и печальная физиономия Сираковой выплывает из полутьмы прихожей.

— Это опять вы? — сонно бормочет хозяйка.

— Да, опять я. И снова в час послеобеденного отдыха. Вообще, что-то много совпадений в последнее время…

— Да, это верно, мы прилегли с мужем, — несколько приветливее отзывается Сиракова. — Входите, я сейчас его рузбужу…

— Не нужно, — говорю, входя в помещение. — Не будем нарушать отдых ученого.

После ряда поверхностных контузий, полученных мной в темном проходе, заставленном мебелью, мы проникаем в уже знакомую нам гостиную. Я вежливо отклоняю приглашение присесть и пытаюсь освободиться от тяжелого взгляда, который устремляет на меня философ с фотопортрета. С этой целью я оборачиваюсь спиной к реликвии и спрашиваю хозяйку:

— Ваш брат не давал вам на сохранение что-либо из содержимого ящика? Деньги и ценности меня не интересуют.

— Ничего он мне не давал, — отвечает Сиракова голосом, печальная интонация которого контрастирует с моим отношением к ценностям и деньгам. — Когда он мне оставлял ящичек, он обещал хорошо заплатить, а когда я его возвратила, ничего не дал, Покойник всегда был таким — только на обещания он был щедр…

— Речь, — напоминаю, — идет не о деньгах. Какой- нибудь предмет, документ, пакет или что-то в этом роде он вам не оставлял?

— Ничегошеньки он мне не оставил, — отвечает хозяйка все так же печально, думая, вероятно, о своем. — "Скоро я тебе хорошо заплачу", — сказал, но так я ему и поверила!

Спешу ускользнуть до того, как ученик Декарта восстанет из объятий Морфея. До сих пор, значит, ничего. Кроме того, что список необходимых визитов уменьшился.

Следующий этап: дом Танева. Звоню по порядку номеров. Звонок. Никакого ответа. Двойной сигнал. Результат тот же. Три коротких последовательных призыва. В дверях появляется Мими.

— А, значит, мне повезло. Как раз к вам и собирался.