— Рассказывайте кому-нибудь еще, — отвечает Мими, пропуская меня вперед. — Сначала звонили Таневу, потом Вере, а когда никто не отозвался, удосужились позвонить и мне.

Ох уж эти женщины! Ничто не может ускользнуть от их слуха.

— Это было лишь для того, чтобы выяснить положение вещей. В сущности, мне нужны только вы.

— Уж не влюбились ли? — спрашивает Мими, проводя меня через мрачный холл.

— Почти угадали, — говорю. — Действительно влюбился. Только не в вас. В чем, естественно, нет никакой вашей вины. Игра хронологии…

— Не оправдывайтесь, — прерывает меня Мими. — Я же сказала вам, что мужчины мне опротивели.

Обстановка за темно-зеленым занавесом свидетельствует, что, действительно, какой-то переворот произошел. По крайней мере, с внешней стороны. Помещение выглядит значительно приветливее и даже просторнее, все предметы — на своих местах. Из проигрывателя, насколько я разбираюсь в музыке, льется какая-то бразильская самба.

— Чем вас угостить? — спрашивает Мими.

— Неболыиоей справкой, — скромно отвечаю я. — Не оставлял ли у вас Медаров чего-либо на временное сохранение?

— Ничего он не оставлял, кроме бутылки мастики и бутылки коньяка. Коньяк уже выпит, мастика еще налицо.

— Жалко, что не наоборот, — говорю. — Я тоже, как и вы, не пью мастики. Хотя собирался вскоре начать. В данном случае, однако, меня интересуют не напитки. Не оставлял ли старик пакет, документ, записную книжку, письмо или нечто подобное?

— Уф, какие вы… — вздыхает Мими. — Если бы он что- нибудь такое оставлял, я сказала бы в первый раз. Не такая уж я дура.

— Я и не сомневаюсь в этом. Но иногда в спешке забываешь… Гм… Вы, как я вижу, навели здесь порядок…

— Следую вашим советам, — сухо отвечает Мими. — Надо жить "хорошо", а не "как-то"…

— Совершенно верно, — киваю. — Но совет в этом случае исходит не от меня, а от вас самой. Вам самой, по- видимому, надоело жить "как-то". Это хорошо.

— Хорошо, —  соглашается безучастно Мими. — Если не лопнешь от скуки…

— Так что до свидания и хорошего настроения!

— До свидания, инспектор.

И снова я на улице. Наплыв людей на тротуарах и направление, по которому они движутся, показывает, что матч закончился. Результат неизвестен.

Дом Илиева. Холл с новой мебелью и шедевр с сиренью на стене. Сирень очень реалистична. Как настоящая. Не только на вид, но и по запаху. В комнате совершенно определенно чувствуется аромат. Вопросительно поглядываю на хозяина, но его небритое, по воскресному обычаю, лицо красноречиво говорит, что он не пользовался одеколоном.

— Вы что, опрыскивались духами?

— Да что вы! — ¦ Илиев смущенно улыбается. — Жена пошла куда-то в гости, наверно, она…

— А Танев не забегал сюда случаем?

— Нет. Я его не видел… Да садитесь!

Из комнаты доносятся звуки скрипки. Упражнения. По всему видно — трудные. Хорошо все-таки, что я в детские годы избежал этой инквизиции.

— Некогда сидеть, — говорю я. — Иду в театр. "Преступление и наказание", может, видели? Хотя и так известно: убийство, лжесвидетельство и все такое прочее. Я зашел только спросить, не оставлял ли вам Медаров чего- нибудь на хранение: какой-нибудь ящичек, документ?..

— Кет, ничего не оставлял.