СТОУН. Если, разумеется, она не станет жертвой несчастного случая.

МАКРЭЙ. А как быть с людьми, которые устроят несчастный случай? О них ведь тоже придется позаботиться.

СТОУН. Но вы ведь не сможете держать ее под замком всю ее жизнь? Другого выхода нет… А теперь дайте мне ответ на второй вопрос: кто убил бакалейщика Хендерсона?

МАКРЭЙ. Гангстер. Если его арестуют за другое убийство, а Джо Хилл будет все еще жив, гангстер может сознаться сразу в двух преступлениях.

СТОУН. Если, разумеется, он не станет жертвой насилия, как это часто случается с гангстерами.

МАКРЭЙ. Слишком много насилия.

СТОУН. Макрэй, вы — чистюля! Разве можно допустить, чтобы объявился настоящий убийца?

МАКРЭЙ. Отчего ж так медлит ваша коллегия? Чего вы тянете?

СТОУН. Судя по всему, дело идет к концу.

^{С часами в руках он переходит на соседнюю сценическую площадку. Когда Макрэй уходит, прожектор освещает кабинет Джона Моуди. Между этим эпизодом и предыдущим нет никакого интервала. Моуди — в своем кабинете.}

Вы были очень добры, согласившись принять меня без малейшего промедления. Сэр, я в очень трудном положении, и мне необходимо найти из него выход.

МОУДИ. Почему вы пришли ко мне?

СТОУН. Потому что меня поставила в тупик ограниченность некоторых членов коллегии помилований. Мы рассматриваем важное дело. Голоса в коллегии разделились. И поскольку единодушного мнения нет, решающий голос принадлежит мне: да или нет, жизнь или смерть. Имя подсудимого — Джо Хилл. Я исхожу из того, что вы в общих чертах знакомы с этим делом.

МОУДИ. Я читаю газеты.

СТОУН. Джо Хилл утверждает, что он невиновен. Но, как вам известно, он не стал свидетельствовать в свою защиту и не сказал, где он был в ту ночь. Тем не менее, двое из членов коллегии хотят его помиловать.

МОУДИ. Вот как?

СТОУН. Увы, так. Один — под давлением общественного мнения — письма, телеграммы и делегации со всех концов Соединенных Штатов и даже из Европы. Другой слишком сентиментален.

МОУДИ. А двое других?

СТОУН. Убеждены в том, что он виновен.

МОУДИ. Стало быть, решающий голос принадлежит вам. Поступайте, как считаете нужным. В чем же ваше затруднение?

СТОУН. Нельзя допустить, чтобы голоса разделились. Либо мы единогласно возвращаем ему свободу, либо единогласно подтверждаем приговор.

МОУДИ. Почему единогласное решение представляется вам столь важным?

СТОУН. После того как с этим делом будет покончено, сторонники Джо Хилла еще долго будут использовать мнение меньшинства и сеять сомнения и смуту. А из-за войны в Европе политическая атмосфера в нашей стране такова, что сомнения и смуту допускать нельзя. Нет! Это слишком взрывчатое дело. Я должен найти доводы столь убедительные, столь неопровержимые, столь неотразимые, что мы все впятером пойдем по одному пути.

МОУДИ. Но как же добиться единогласного решения? На что вы надеетесь?

СТОУН. Ходят слухи, что он не хочет вмешивать в это дело замужнюю женщину, с которой был в связи. Может быть, он говорит правду; может быть, он и в самом деле сумасбродный романтик. Поэтому я предлагаю такое условие. Пусть скажет нам, где он находился в ту ночь, когда было совершено убийство, — мы сохраним его тайну. Если он скажет правду, то будет помилован.

МОУДИ. А если соврет?

СТОУН. Тогда он должен умереть.

МОУДИ. А если он ничего не скажет?

СТОУН. Молчание — признание вины. Тогда он умрет.

МОУДИ (с восхищением). Значит, это и будет пробным камнем? Такова ваша формула единогласия? Если он скажет правду, то двое, считающие его виновным, будут вынуждены изменить свое мнение.

СТОУН. А если он солжет, то двое, которые хотят помиловать его, уже не смогут настаивать на помиловании.