– …поистине замечательно, мастер Годран, – говорил Тадспар. – Достижения вашей Империи служат для нас примером: вы добились поразительных результатов, начав, можно, сказать, с нуля. – Взгляд Линео упал на Стенвольда. – Поистине в горниле войны выковываются великие государства, но война… мы в Коллегиуме, видите ли, все немножко философы, и должны хорошенько подумать…

– Мастер Тадспар, – заулыбался в ответ Годран, – мы только что закончили изнурительную войну со стрекозидами и теперь пытаемся восстановить то, что разрушено. Хорошо еще, если мы сумеем накормить и одеть всю Империю. Мы похожи на мужа, который всю ночь проспорил с женой – для работы он утром едва ли сгодится.

Он даже коллегиумские шутки знает, подумал Стенвольд, услышав смех, и хотел вступить в разговор, но к ним, еще издали протягивая руку, направлялся другой историк Коллегии.

– Мастер Вершитель…

– Мастер Контур. – Стенвольд отошел чуть в сторону, чтобы не слышали осоиды.

– Мастер Вершитель… Ассамблея поручила мне обратиться к вам с просьбой.

– Спокойнее, мастер Контур, – улыбнулся молодому коллеге Стенвольд.

– То, что вы думаете о наших гостях, ни для кого не секрет.

– Я высказывал свое мнение при всяком удобном случае, – невозмутимо подтвердил Стенвольд.

– Сегодня мы поговаривали о том, чтобы не пускать вас сюда, но не кашли прецедента. Это самое важное посольство, прибывающее в Коллегиум на памяти нашего поколения.

– Не спорю.

– Так вот, Ассамблея с вашим мнением не согласна. Верить можно только в одно: либо в цивилизацию, либо в ваши чудовищные предположения. И еще…

– Да?

Контур оглянулся на осоидов.

– Допустим всего на секунду, что правда за вами…

«Молот и клещи, – сказал себе Стенвольд. – Он знает, что я прав, и напуган до смерти».

– Как нам быть в таком случае? – продолжал внезапно осипший Контур. – Вам не кажется, что подружиться с ними было бы лучше, чем разозлить их?

– Вы опасаетесь, что я начну обличать их в открытую, как убийц и чудовищ. Поверьте, я вовсе не намерен их злить и даже разговаривать с ними не собираюсь. Выпивайте, закусывайте и веселитесь, – с тяжелой иронией произнес Стенвольд, глядя на осоидов через плечо собеседника. Годран со своим прихвостнем Беллеворном пожимали руки и расточали лесть, но Тальрик смотрел прямо на Стенвольда. Мастер ощутил легкий шок, когда их глаза встретились. Быть может, он когда то видел этого человека в рядах осиного войска? Тальрик, пожалуй, слишком молод, чтобы сражаться при Минне, подумал Стенвольд – и тут имперский посланник кивнул ему.

«Я тебя знаю, – говорил этот жест. – Не думай, будто мы не знаем, кто ты такой».

Перевалило за полночь. Окна Коллегии гасли одно за другим, на улицах зажигались газовые фонари. Тото отправился в свое общежитие, Чи с Танисой – домой. Парню за весь вечер так и не удалось поговорить с Чи, и он настолько приуныл, что ее мучила совесть. Сальма, к негодованию Танисы, покинул вечеринку под руку с мантидкой, атлеткой из Нетиона. «Вот сожрет она его, будет знать», – мстительно сказала Таниса. Что ее, собственно, так взбесило? Она не возражала, когда Сальма увивался за местными девушками, не вкладывая в это ровно никаких чувств. Она и сама вовсю крутила романы с богатыми наследниками и с молодыми офицерами муравинами, подчиняла их себе и принимала у них подарки. Будучи арахнидкой по рождению, хотя и не по воспитанию, она училась раскидывать свои сети, как воин учится фехтованию, – предчувствуя, что когда нибудь это понадобится ей для чего то серьезного.