|
Короткий смешок Лестата вывел меня из задумчивости. – Ну и чего ты так смущаешься? – весело поинтересовался он, с легкостью прочитав мои мысли. – Америка избавляется от больших домов. Некоторые из них не простояли и столетия. – Акцент его стал менее заметным, а тон доверительнее. – Это место великолепно, – продолжил он небрежно. – Мне нравятся массивные колонны. Галерея, фронтон – все просто потрясающе! Настоящий греческий ренессанс. Как ты можешь стыдиться таких вещей? Ты странное существо – очень нежное, как мне кажется, и совсем несовременное. – А как может быть иначе? – спросил я. – Разве могу я быть современным теперь, когда об-рел Темный дар со всеми вытекающими из этого последствиями. Что ты на это скажешь? Меня испугала собственная прямолинейность, но Лестат не посчитал вопрос дерзким. – Я имел в виду другое, – пояснил он просто, по-дружески. – Полагаю, ты не принадлежал этому времени еще до того, как обрел Темный дар. Нити твоей жизни не были вплетены ни в одну ткань. – Наверное, ты прав, – отозвался я. – То есть, не наверное, а совершенно точно. Ты абсо-лютно прав. – Ты ведь мне расскажешь все подробно? – спросил Лестат. Его золотистые брови четко выделялись на фоне загорелого лба, и, даже улыбаясь, он слег-ка их хмурил, что странным образом придавало ему хитроватый вид и в то же время делало не-вероятно привлекательным. – Ты действительно этого хочешь? – спросил я. – Разумеется. Ведь таково и твое желание, а кроме того, и твой долг. – На его лице вновь появилось загадочное сочетание улыбки и нахмуренных бровей. – Может, мы наконец войдем в дом? – Да, конечно. Его слова и дружеское обращение доставили мне огромное облегчение. Я до сих пор не до конца осознавал, что Лестат вот он, рядом со мной, что я не только отыскал его, но и привел в свой дом, и теперь он согласен выслушать мою историю. Преодолев шесть ступенек, мы поднялись на мраморное крыльцо, и я распахнул дверь. Она, как обычно принято в деревенских домах, никогда не запиралась. Перед нами раскинулся широкий центральный холл, вымощенный черно-белой ромбовид-ной мраморной плиткой. В конце его виднелась задняя дверь, ничем не отличавшаяся от парад-ной, через которую мы только что вошли. Обзор нам частично закрывала одна из величайших достопримечательностей Блэквуд-Мэнор – изогнутая дугой лестница. Лестат сразу обратил на нее внимание, и во взгляде его читалось восхищение. В холле работали кондиционеры и царила приятная прохлада. – Как красиво... – произнес Лестат, стоя внизу, в пролете, и рассматривая изящные перила и искусно выточенные балясины. – Надо же, она тянется до третьего этажа и делает двойной ви-ток. – Третий этаж – это чердак, – пояснил я. – Настоящая сокровищница, заполненная сунду-ками и старой мебелью. В свое время мне открылись некоторые ее маленькие тайны. Лестат перевел взгляд на фреску, протянувшуюся по всем стенам холла. Это была солнеч-ная итальянская пастораль. Насыщенный цвет темно-голубого неба доминировал над всем про-странством. – Что за прелесть! – воскликнул он, разглядывая высокий потолок. – Только посмотри на эту лепнину. Ручная работа? Я кивнул. – Мастера из Нового Орлеана. Ее создали в тысяча восемьсот восьмидесятом по указанию моего прапрапрадеда, а он был неисправимым романтиком и в какой-то степени сумасшедшим. – А какая гостиная, – продолжал Лестат, заглянув в сводчатую дверь. – И чудесная старин-ная мебель. Как называется этот стиль, Квинн? Рококо? Я словно вернулся в прошлое. Как во сне. Я снова кивнул. Неловкость быстро уступила место гордости, которая, впрочем, тоже по-вергла меня в смущение, Сколько я себя помнил, Блэквуд-Мэнор мгновенно очаровывал людей. |
