— Это я, открой!

В замке повернули ключ, и дверь приоткрылась.

Отец Билье молча вошел в комнату и запер дверь на замок. Потом уселся на стул. Торбэк с тревогой наблюдал за ним.

Торбэк был бледен. По его воспаленным глазам было видно, что он не спал уже много ночей. Черты его лица заострились. В нем трудно было узнать прежнего молодого и жизнерадостного патера.

— Ты знаешь, к Ясуко сегодня вечером приходили репортеры.

У Торбэка из груди вырвался тихий стон.

— Не понимаю, как только они докопались. Теперь надо быть настороже, — продолжал Билье. — Она, правда, быстро их спровадила, на это она мастак, но все же, если газетчики пронюхали даже про Ясуко, должно быть, им уже известно кое-что и еще…

— А-а… — Торбэк с хрустом сплел пальцы. — Отец Билье, как мне быть? Как быть? Я погиб!

— Успокойся, они и у меня были, но я их припугнул. Газеты что! Главная опасность — полиция.

— А что известно полиции? — испуганно спросил Торбэк.

— Они разыскивают тебя по подозрению в убийстве Сэцуко.

— О-о! — Лоб Торбэка покрылся холодной испариной.

— Твою поездку в Осака, к отцу Городи, полиция приняла за побег. Она забеспокоилась, не сбежал ли ты за границу. Кажется, отдано соответствующее распоряжение администрации аэропорта. Но это еще не все. Хуже всего, что об этом распоряжении говорилось по телевидению и была показана твоя фотография.

Торбэк опять застонал и вдруг, соскользнув со стула на пол, рухнул на колени. Прерывистым голосом он забормотал слова молитвы.

— Отец Билье! — выкрикнул он затем. — Что мне делать? Я погиб! Мне страшно.

Билье смотрел на него холодными глазами.

— Тебе прежде всего надо успокоиться. Нельзя так распускать себя.

— Но…

— Возьми себя в руки. Дело касается не только тебя. Случись с тобой что-нибудь, это ляжет позором на нашу церковь, на весь орден. Долгие годы мы в поте лица трудились, чтобы расширить влияние нашего ордена, и, наконец, семена, брошенные здесь, начали давать всходы. Нелегко нам было в этой дикой стране. Так неужели же все должно пойти прахом? Вот что самое страшное. Значит, речь идет не столько о тебе, сколько о том, быть или не быть нашему ордену здесь…

— Отец Билье, мне страшно!

— Ты виделся с отцом Мартини? — спросил Билье.

— Да. Как только вернулся из Осака, тут же побывал у него.

— Все ему передал от отца Городи?

— Все. Его преосвященство страшно обеспокоен.

— Мы все обеспокоены. Но теперь дело налажи-вается. У меня есть знакомые в самых высших сферах. Приверженцы нашего ордена. Это большая сила. Как бы полиция ни пыжилась, в конце концов эти люди помогут. Л ты пока не выходи из кельи, даже на мессу. Твой вид может вызвать подозрение. Понял? Будешь находиться здесь. Ты болен…

— Хорошо. — Торбэк торопливо перекрестился, но унять своего волнения никак не мог. — А что мне делать, если полиция начнет меня допрашивать с пристрастием?

— О чем? — Отец Билье с раздражением посмотрел на Торбэка.

— О моих отношениях с Сэцуко.

— Скажешь, что это были обыкновенные отношения между пастырем и прихожанкой.

А мое алиби в этот вечер… Полиция наведет справки и узнает, что я уходил посреди торжества, а потом и совсем исчез. Что я им отвечу на это? Отец Билье, заложив руки за спину, стал ходить по комнате.