Сэцуко выпрямилась и нахмурилась. Это было видно даже в темноте.

— Бэк! — Ее голос прозвучал резко. — Чем ты обязан своему двоюродному брату?

— Не надо сердиться, Сэцуко… А обязан я ему очень многим.

— Прошлый раз ты говорил то же самое и еще говорил, что я благодаря ему поступила на работу в авиакомпанию. Да? Так вот, я в любую минуту готова уйти оттуда.

Торбэк закрыл лицо руками, но Сэцуко спокойно восприняла этот жест отчаяния.

— Послушай, Бэк, — голос ее прозвучал мягче, — я не знаю, чем ты ему обязан, но помни, ты ведь священник! Нельзя за деньги продавать свою душу. Бэк, милый, соберись с силами, прояви смелость. Ведь ты сам говорил, что Иисус шел дорогой страданий, но всегда был мужественным.

— Сэцуко!

— Бэк, неужели ты думаешь, что я способна на преступление? Возить из Гонконга наркотики — мне даже подумать об этом страшно! Ты должен порвать со своим братом. И я помогу тебе найти в себе смелость.

— Сэцуко! Если ты не согласишься, я погибну.

Последние слова Торбэка она приняла за ничего не значащую фразу. Зловещий смысл этих слов до нее не дошел.

— Послушай, Бэк, не говори таких слов. Просто так человек не погибает. Пойдешь по правильному пути, никогда не погибнешь. Ты же сам всегда говорил, что бог всемогущ. Сколько раз я от тебя слышала эти слова! Ты должен решительно порвать со своим братом. Если ты ему обязан тем, что он меня устроил на работу, я уволюсь. Теперь я понимаю, почему меня взяли в эту авиакомпанию. Конечно, твой брат большой человек, если везде у него своп люди. Мне даже страшно! Скажи, чем он занимается?

Торбэк молчал. Обхватив голову руками, он уткнулся лицом в колени девушки. Сэцуко нежно гладила его волосы.

— Не хочешь говорить, не надо. Мне нет до него никакого дела. Но ты должен послушаться меня! Откажи ему. Я никогда не соглашусь. Вот все, что я могу тебе сказать.

Торбэк тихо застонал.

24

— Вы с ума спятили!

Ланкастер, брызгая слюной от раздражения, стремительно расхаживал перед съежившимся в кресле Торбэком.

В окна откуда-то с улицы падал свет. В комнате стояла такая тишина, что был слышен шум от проезжающих машин.

Торбэк сидел в кресле, обхватив голову руками. Руки у него дрожали.

— Капризная бабенка не послушалась, а вы сразу в кусты? — Ланкастер зло уставился на Торбэка. — Или вы изволите шутки шутить, господин Торбэк? А я ведь вас предупреждал. Поймите одно: ваша Сэцуко теперь уже знает нашу тайну, а это значит.

что мы не можем примириться с ее отказом. Что же теперь прикажете делать?!

Ланкастер остановился перед Торбэком.

— Когда я предложил сделать ее голубем, вы были убеждены, что сумеете ее уговорить. Ведь так? Я не требовал от вас невозможного, ведь вы ручались за успех.

Торбэк поднял голову, желая что-то сказать.

— Лучше послушайте, что я вам говорю. А вы уже все, что могли, высказали. Самое страшное, что ей стала известна наша тайна. Не сомневаюсь, что она и обо мне теперь слишком много знает.

— Нет, господин Ланкастер, она ничего о вас не знает, не догадывается даже! — горячо возразил Торбэк, делая протестующий жест.

Но Ланкастер только усмехнулся.

— Вот не ожидал: ко всему вы, оказывается, еще и наивны! Да п'осле такого разговора любой догадается обо всем: и о наркотиках, и о часах, и о валюте, и о золоте. И о том, что вы на этом деле…

— Господин Ланкастер, умоляю вас, не надо продолжать! — Торбэк в отчаянии чуть не рвал на себе волосы.