— Что-о, отказалась?! — Улыбка мгновенно сбежала с лица Ланкастера. — Мне хотелось бы знать подробности, патер. Вы действительно говорили с ней?

Торбэк утвердительно кивнул головой.

— Она вам отказала?!

— Да, господин Ланкастер. Она ни за что не хочет этим заниматься.

— Что же она говорит? — Ланкастер вытащил трубку и стал методично набивать ее табаком. Но его взгляд не отрывался от молодого священника.

— Она сказала, что это ей не под силу, и просила меня не уговаривать ее.

— Гм… — неопределенно хмыкнул Ланкастер, но выражение лица его мгновенно изменилось. Приветливость как рукой сняло. Он долго и пристально смотрел на Торбэка. — Вы в своем уме, господин Торбэк? — наконец вырвалось у него. — Ведете себя, как ребенок! Ведь вы открыли ей нашу тайну, она теперь обо всем знает, а вы так спокойно заявляете об ее отказе и смирились с ним.

— Нет, господин Ланкастер, я долго ее уговаривал, просил, умолял. Я действовал не только лаской — даже угрожал. Но все оказалось напрасным. Она ни за что на свете не соглашается.

— Но ведь Сэцуко ваша любовница, почему же она вас не слушается?

— Она заявила, что моя просьба противна богу.

— Богу? — Ланкастер усмехнулся. — А что же возразили вы?

Торбэк молчал.

— Господин Торбэк, что вы ей ответили? Думаете, наверно, что это вам так просто сойдет? Вы же выдали ей нашу тайну. Вы понимаете, что это значит?

— Господин Ланкастер, я хотел…

— Я не знаю, что вы хотели, а теперь будьте добры отвечать мне, — перебил Торбэка Ланкастер. — Вы рассказали ей о моих связях с церковью святого Гильома, вы открыли ей, чем я занимаюсь. Что же теперь прикажете делать? Отвечайте, господин Торбэк! Мне это очень важно!

— Что же теперь делать? Прошу меня простить…

— Нет, вы просто неподражаемы. — Ланкастер широко развел руками. — Вы, очевидно, надеетесь, что вашего извинения будет достаточно? А если она откроет кому-нибудь нашу тайну?

— Что вы, господин Ланкастер, — Торбэк впервые робко взглянул на коммерсанта, — она никому ничего не скажет.

— А меня, знаете ли, жизнь приучила никому не доверять. Нет, дорогой друг, вы должны еще раз поговорить с ней и любыми средствами заставить ее согласиться. Я, конечно, очень сожалею, но вы можете невзначай и сана лишиться. Ведь вы же грешный монах. А у меня, как вы это уже знаете, везде есть связи. Мне достаточно сказать одно только слово, и не только вы, вся ваша церковь полетит к чертям.

В глазах господина Ланкастера блеснул жесткий огонек.

Прошло еще три дня. Торбэк даже осунулся. Он никому ничего не мог рассказать. Ему не с кем было посоветоваться, не у кого попросить помощи. Он должен был один решать этот вопрос.

Если бы речь шла только о его «работе», он попросил бы совета у епископа. Возможно, обратился бы к отцу Билье. Но в данном случае была замешана женщина, и, пока эта женщина существует, он должен держать язык за зубами.

Господин Ланкастер хорошо знал и епископа Мартини, и отца Билье, и отца Городи. Однако это дело он поручил Торбэку — ведь Сэцуко была возлюбленной молодого викария. И Торбэку теперь не к кому было обратиться за помощью.

Очевидно, господин Ланкастер на это и рассчитывал. Он обещал Торбэку, что никому не расскажет о его отношениях с Сэцуко. И теперь за это обещание Торбэку приходилось платить дорогой ценой.

Торбэк уже достаточно узнал господина Ланкастера, власть которого над церковью святого Гильома была безграничной.