Мне даже было жаль себя. Подумай только: одна в далекой, чужой стране, и рядом никого близкого. Все зверем смотрят. Иногда даже хотелось бросить все и удрать домой.
Рассказывая это, Сэцуко чуть не плакала.
— Но ты в письмах ободрял меня, и твои слова придавали мне силы. Я очень тебе благодарна! Если бы не ты, я в минуту отчаяния могла бы покончить с собой.
— Я очень рад, что помог тебе, — в волнении отвечал Торбэк, перебирая ее волосы своими длинными красивыми пальцами.
От этих прикосновений Сэцуко передавалось его волнение. Оно проникало сквозь кожу, будоражило кровь. И их любовь не знала усталости.
— Твои притчи из евангелия тоже мне помогали. Только в несчастье до человека доходит истинный смысл священного писания. Это не то, как когда в церкви слушаешь…
— Ты права. Силу божьего слова особенно остро чувствуешь, когда оказываешься в беде. Тебе помогла не только моя любовь, но и могущество божьего слова.
И, словно жалея Сэцуко, Торбэк нежно целовал ее в лоб, щеки, шею, грудь…
Но вот наступило время, когда Торбэк должен был сказать ей о ее будущей работе. Тут уж его любовь не могла ничем помочь, ему было трудно говорить об этом.
Мало того, что это могло ее огорчить, надо было сказать обо всем очень осторожно, но в то же время ясно, чтобы слова сразу достигли цели.
А иначе — катастрофа. Вся затея может лопнуть, и тогда… Нет, он боялся не за себя, он должен выполнить поручение Ланкастера, ибо от этого зависит благополучие церкви.
И это было даже не поручение. Это был приказ, а Торбэк, как простой солдат, должен был его выполнить. В противном случае не только его, но и Сэцуко ждут ужасные последствия.
Торбэк не находил себе места. Сэцуко не могла не заметить, что он чем-то взволнован.
— Бэк, милый, что с тобой? — как-то спросила она. — Ты ведешь себя очень странно. Ты со мной, но кажется, что думаешь не обо мне, а о чем-то другом.
Он слегка улыбнулся.
— Ты что-нибудь заметила?
— Конечно, заметила. Когда любишь, все замечаешь. Ты, даже когда ласкаешь меня, думаешь о чем-то своем. Тебя что-то мучает?
Торбэк любил Сэцуко. Не будь он священником, он, не задумываясь, женился бы на ней. Вот почему он не хотел говорить ей о поручении, которое могло привести к несчастью.
Однако дело зашло уже слишком далеко, и теперь от его желания ничего не зависело. Да, пожалуй, если б он и захотел, то ничего не смог бы предотвратить. Ему теперь не помогли бы все святые отцы церкви, ибо и они тоже не могли свободно распоряжаться собой.
Зазвонил телефон.
Как всегда, Торбэк первый подошел к аппарату.
— Торбэк?
Он мог не спрашивать, кто говорит. Он сразу узнал хрипловатый голос Ланкастера.
— Слушаю вас…
— Здравствуйте, — прохрипело в трубке.
Торбэк сразу понял, по какому поводу он звонит.
Торбэк ждал этого звонка и боялся его.
— Вы с ней говорили?
Обычный вопрос, но это было как удар бичом.
— Нет еще… — выдавил Торбэк.
Трубка молчала.
— Алло, алло!
Но трубка продолжала молчать, и Торбэку стало страшно. Чтобы услышать голос коммерсанта, Торбэк заговорил сам:
— Алло, я еще не говорил, не представился случай. Боюсь напугать.
— Послушайте, Торбэк! — В тоне Ланкастера почувствовалась угроза. — Мы не можем больше ждать. Подходящий случай дело, конечно, хорошее, но вам придется поспешить. Ведь с этим никто, кроме вас, не сможет справиться. Только у вас есть право приказывать ей. Но ваша медлительность начинает внушать тревогу. |