Фонари местного шоссе стробоскопически освещают кабину.

— Мы ночуем в грузовике сегодня? — нарушает молчание Мириам.

— Нет, — отвечает Луис. — На стоянке есть мотель и закусочная.

— Такова моя жизнь. Мотели. Закусочные. Автомагистрали.

— И моя тоже.

Потом тишина возвращается, а грузовик грохочет себе дальше.

* * *

Столы в закусочной чистые, яйца отменные, а кофе ни видом, ни вкусом не похож на мочу. Мотель по соседству тоже опрятен. Не воняет блевотиной или сигаретами. По раковине не бегают тараканы. А двери комнат в мотеле не ведут прямиком на улицу, они выходят в длиннющий коридор. Похоже на отель «Четыре сезона». Неужели всё перечисленное и отделяет мотель от отеля? Здесь, может быть, и есть отель? Останавливалась ли Мириам когда-нибудь в отеле?

Девушка должна чувствовать себя счастливой. Это шаг вперед. Луис — это её шаг вперед.

Но она ходит туда-сюда, курит; она несчастна.

— Ты понятия не имеешь, что делаешь, — бормочет Мириам себе под нос.

Это правда. Не понимает.

Она раньше плыла по течению. «Так стань же счастливой. Обрети благодать. Сделай Луиса счастливым. Не беспокойся о завтрашнем дне. И всё будет хорошо, очень хорошо».

— Но нет, тебя же, черт подери, потянуло к гадалке, что, будто гейзер, начала истекать кровью и сказала, что ты разновидность Enola Gay [17]. А между тем, Луис умрет через пять дней, так что ты планируешь делать? Ничего? Пусть случится? Будешь сидеть на заднице ровно, смотреть и покуривать гребаную сигаретку?

Словно злясь на раковую опухоль, она пинает палочку, пинает ещё раз…

Эшли приходится наклониться, когда веточка вишневого дерева пролетает у его плеча.

— Говоришь сама с собой? — интересуется он.

Мириам словно увидела привидение. Оно как будто появилось из ниоткуда. Девушка не может не задаться вопросом, а на самом ли деле Эшли реален. Он какой-то не такой. В голосе появилась дрожь. Парень всё время почесывается. Даже его поза какая-то согбенная — никакой уверенности в себе.

Мириам хлопает по карману джинсов. Ножа там нет. Конечно, нет. Она же оставила его в ноге той тетки, когда этот ублюдок кинул её одну.

— Ах ты сраный кусок дерьма.

— Это такой странный способ приветствовать старого друга? — хихикает Эшли. Звук получается каким-то нездоровым. Призрачным.

— Старый друг. Какой молодец. Подойдешь ко мне, укушу. Пальцы откушу. Нос откушу. — Дабы усилить эффект от слов, она щелкает зубами: клац, клац.

Эшли всё равно подходит ближе. Он вступает в ореол призрачного света. Прежде гладкое лицо заросло щетиной. В глазах поселилась пустота. Волосы взлохмачены, но не так, как это было раньше, сейчас они образуют засаленный клубок.

— Мне нужна твоя помощь, — умоляюще говорит он. — Ты нужна мне.

— Тебе нужна ванна. От тебя несет… — Мириам принюхивается. — кошачьим лотком. Иисусе, Эшли. Ты воспользовался. Ты воспользовался товаром.

— Я же в бегах.

— Так и вали от меня подальше.

— Они гонятся за мной. Идут по самым следам. Я обычно нормальный. Это только сейчас.

Мириам смеется.

— Только сейчас. Я могу завязать в любое время. Я не знал, что ей всего четырнадцать, офицер.

— Да пошла ты, алкоголичка, сама ведь покуриваешь.

— А вот это легально. — Как будто стремясь это продемонстрировать, Мириам достает сигарету и зажимает её губами.