– Эрнсклиф! – воскликнул Хобби. – Вашу честь всегда приятно повстречать, а найти попутчика в таком глухом месте – и того приятнее! Где вы охотились?

– На Карлаклю, Хобби, – ответил Эрнсклиф, в свою очередь поздоровавшись с ним. – А наши собаки не вцепятся друг в друга, как вы думаете?

– Моим не до того, – сказал Хобби, – они и так еле плетутся. Что за чертовщина! Можно подумать, что у нас тут не оралось ни одной косули. Добрался Хобби до самого Ингерфела и хоть бы пару рогов увидел! Погонялся было за тремя рыжими косулями, да они меня даже на выстрел не подпустили, хоть я и дал круг в целую милю, чтоб подойти к ним с подветренной стороны, как полагается. Ну и леший с ними! Но больно уж мне хотелось принести оленины нашей старой бабке. Она себе сидит в своем теплом углу и все твердит о том, какие, мол, охотники были в старые времена, не нам, дескать, чета. А я думаю, что они‑то всех косуль и перестреляли в наших краях.

– Зато я, Хобби, подстрелил утром здорового оленя. Я уже отослал его в Эрнсклиф, но, если хотите, возьмите половину для вашей бабушки.

– Спасибо вам, мистер Патрик. Недаром вся округа говорит, что у вас доброе сердце. Вот уж старуха‑то обрадуется, особенно когда узнает, от кого подарочек. А если вы еще сами придете посидеть с нами за столом, это будет для нее самая большая радость. Вам одному небось тоскливо в старом замке, ведь у вас все родные в этом скучном Эдинбурге.

Удивительно мне, чего они пропадают там, среди каменных домов с каменными плитами на крышах, когда могли бы жить среди родных зеленых гор.

– В последние годы, пока я и сестра учились, моей матери поневоле пришлось жить в Эдинбурге.

Но можете быть уверены, что я наверстаю упущенное.

– И подновите малость старый замок, – подхватил Хобби, – а потом заживете в нем весело, по‑добрососедски, не забывая о старых друзьях своей семьи, как и положено владетелю Эрнсклифа. Я ведь что хотел сказать, наша матушка – то есть не матушка, а бабушка: с тех пор, как мать умерла, мы ее зовем то так, то этак – ну, да все равно; она, одним словом, считает, что приходится вам не просто старым другом, а чем‑то побольше.

– Верно, Хобби, и завтра я обязательно приду в Хейфут и с большой охотой отобедаю с вами.

– Вот это добрые слова! Пусть мы с вами и не родня, зато старые соседи, и старухе очень хочется вас повидать. Она нет‑нет, да и вспомнит про вашего батюшку, которого убили еще в давние времена.

– Оставьте, Хобби, оставьте: об этом ни слова.

О таких делах лучше забыть.

– Вам виднее. Случись такое среди нашего брата, мы бы помнили; помнили обо всем, пока не рассчитались бы с обидчиками. Но вы, лэрды, знаете лучше нас, как вам быть и что делать. Только слышал я, что дружок старого Эллисло всадил клинок в вашего батюшку, уже когда сам лэрд схватился за шпагу.

– Ну, полно, Хобби, полно. Это была глупая ссора: спорили о политике за стаканом вина. А шпагами все махали, и нельзя точно сказать, кто нанес удар.

– Во всяком случае, старый Эллисло тут и пособлял и подстрекал, и я уверен, что, захоти вы рассчитаться с ним, никто и слова не скажет: ведь кровь вашего батюшки на его руках, и к тому же он один и остался из всех, с кого можно потребовать ответа; кроме того, он заядлый прелатист и якобит.