– Идите своим путем и не задавайте вопросов тем, кто не задает их вам.

– Что вы делаете здесь, вдали от жилья? Может, вас ночь застигла в пути? Хотите, пойдемте ко мне домой («Боже упаси!» – невольно вырвалось у Хобби Элиота), и я дам вам ночлег.

– Уж лучше искать ночлег на дне Тэрреса, – снова прошептал Хобби.

– Идите своим путем, – повторил человечек; от внутреннего напряжения звук его голоса стал еще более резким. – Не нужна мне ваша помощь, не нужен мне ваш ночлег; вот уже пять лет, как я не переступал порога человеческого жилья, и, надеюсь, никогда больше не переступлю.

– Он сумасшедший, – проговорил Эрнсклиф.

– Он похож на старого жестянщика Хамфри Эттеркапа, который погиб на этой самой пустоши пять лет тому назад, – откликнулся его суеверный спутник, – но у Хамфри не было такой здоровенной Спины.

– Идите своим путем, – еще раз повторил предмет их любопытства, – ваше человеческое дыхание отравляет воздух вокруг меня, звук ваших человеческих голосов вонзается мне в уши, как острые иглы.

– Господи, спаси и помилуй! – прошептал Хобби. – Подумать только, что этот мертвец так зол на всех живых. Гляди, как не повезло его грешной душе!

– Послушайте, друг мой, – сказал Эрнсклиф, – вас, видимо, терзает какое‑то тайное горе. Простое сострадание не позволяет нам покинуть вас здесь.

– Простое сострадание! – воскликнул человечек, и его презрительный смех прозвучал почти как визг. – Где вы подцепили это словечко, этот силок для глухарей, эту ширму для самой простой западни, эту приманку, которую жалкие глупцы глотают только для того, чтобы обнаружить в ней жало острого крючка, в десять раз более острого, чем те, что вы закидываете для несчастных животных, которых вы убиваете просто для забавы.

– Поверьте, друг мой, – снова сказал Эрнсклиф, – вы не в состоянии судить сами о своем положении. Вы погибнете в этих дебрях, и хотя бы силой, но мы для вашего же блага уведем вас отсюда.

– Ну, я к этому делу руки не приложу, – заявил Хобби. – Ради бога, пусть себе бедный дух идет своей дорогой.

– Если я здесь и погибну, кровь моя падет на мою голову, – произнес незнакомец. Заметив, что Эрнсклиф намеревается подойти и взять его за руку, он добавил:

– Но если вы притронетесь хотя бы к краю моей одежды и оскверните ее своим прикосновением, то пусть ваша кровь падет на вашу голову!

Луна светила теперь несколько ярче, и при этих словах незнакомца Эрнсклиф заметил, что тот держит в руке какое‑то оружие, не то длинный кинжал, не то пистолет, металл которого отсвечивал холодным блеском. Пытаться принуждать к чему‑либо человека, вооруженного таким образом и к тому же полного отчаянной решимости, было бы чистейшим безумием, тем более что Эрнсклиф не надеялся дождаться помощи от своего товарища, который предоставил ему возможность улаживать дела с призраком собственными силами, а сам двинулся дальше и уже сделал несколько шагов по тропинке, ведущей к Хейфуту.

Эрнсклифу ничего не оставалось, как повернуться и последовать за Хобби, что он и сделал, оглянувшись раза два на предполагаемого сумасшедшего: тот, доведенный этой встречей до крайней степени ярости, метался среди огромных серых камней, давая выход раздражению в выкриках и проклятиях, от которых звенела вся обширная вересковая пустошь.