-  Теперь вы, Похлебкин. Какой интерес мог вызвать у разбойников мелкий чиновник почтового департамента? У вас много денег?

    -  У меня! - в самом прямом смысле вскричал губернский секретарь. - Господь с вам, господин Алексей Григорьевич, простите, не знаю вашего звания-с, какие у меня деньги! У меня жалованье то тридцать два рублика-с сорок копеек в месяц! Поверите, сам голодаю, и детки малые голодают! На молочко младенцам не имею-с. Верой и правдой служу царю и отечеству, и что?! Мизер-с!

    Чем дольше и убедительнее говорил Похлебкин, тем меньше хотелось ему верить. Причем не только мне. Все слушатели как-то двусмысленно начали отводить от него взгляды.

    -  Вы уверены, что тыщенок двести-триста у вас не завалилось за подкладку? - ласково поинтересовался купец.

    -  Господи! Да о чем вы говорите, господа? Я червь, я плевок! Я грязь под ногами! Да если бы у меня были такие деньги. Да я бы! Я бы, о-го-го!

    -  Зря вы так волнуетесь, - прервал уже я его лихорадочное самобичевание. - Нам нет дела до ваших капиталов, но, сколько я знаю, те люди не ошибаются. У них все куплено, включая полицию, куда вы так хотите пожаловаться. Владелец имения Моргун станового пристава дальше сеней не пускает. И если уж они взялись за вас, значит им донесли, что у вас много денег.

    -  Господа, господа, да поверьте мне, я чем хотите поклянусь!..

    -  Вот и чудесно, значит, вам нечего бояться. Мы даем вам лошадь, и езжайте, куда хотите.

    -  Как так езжайте?! Куда же я поеду ночью, да я и дороги не знаю!

    -  Не хотите ехать ночью, поезжайте утром, - попытался я решить новую проблему Похлебкина.

    -  А если меня снова схватят и будут пытать?

    -  Тогда вы умрете как герой, а ваша вдова будет получать пенсию, - пошутил я, но оказалось, что в середине девятнадцатого века черный юмор был еще не в чести, во всяком случае никто из присутствующих даже не улыбнулся.

    -  Нет, нет, господа, позвольте, я останусь с вами?! - взмолился Похлебкин.

    -  Но, учтите, на нас могут напасть, - сказал я, делая остальным знак, чтобы не откровенничали при губернском секретаре.

    -  Это ничего, я вам пригожусь, господа, я умею изрядно стрелять. У меня дома даже ружья есть, истинная правда, изрядные ружья, и Зауера, и Ланкастера!

    -  Теперь мне понятно, почему вами разбойники заинтересовались, - в своей неторопливой манере прокомментировал признание Похлебкина Посников. - Хорошее оружие дома держите, царское!

    -  Что такое? - не понял я.

    -  Знаете, сколько стоят ружья Ланкастера? - насмешливо объяснил купец. - Да и Зауер не многим дешевле. Наш господин губернский секретарь знает толк в оружии, ну а я - в ценах.

    Загнанный в угол Похлебкин не нашелся, что ответить, только жалко, заискивающе улыбался.

    -  Не гоните меня, господа, Христа ради молю!

    -  По мне, пусть остается, - лениво сказал купец. - За свое добро он очень хорошо воевать будет.

    -  Ну, остается, значит, остается, - подытожил я. - Если все решено, то прошу всех покинуть комнату, мне нужно осмотреть больных.

    -  Каких больных? - удивленно спросил Родион.

    -  Женщин.

    -  А они разве больны? Поди, как отогреются, сразу и оживут.