|
Да и что тут непонятного? Я не знаю, может ли бритва ревновать, но образ убедительный. -- Если твой муж такой ревнивый, то как же ты ухитряешься по вечерам надолго уходить из дому? -- Он же по вечерам колет лошадей. Ну я и приспосабливаюсь. -- А когда он не работает? -- Тогда я работаю в "Красной мельнице" гардеробщицей. -- Ты в самом деле работаешь? -- Ой, мальчик, да ты спятил? -- Отзывается Лиза. -- Прямо как мой старик. -- А платья и драгоценности откуда? -- Все дешевое и фальшивое. -- Лиза ухмыляется. -- Каждый муж воображает невесть что. Так вот, бери это сено. Пошли какой-нибудь телке! По тебе сразу видно, что ты подносишь цветы. -- Плохо ты меня знаешь. Лиза через плечо бросает мне инфернальный взгляд. Потом шагает стройными ногами в стоптанных красных шлепанцах через улицу и возвращается к себе. На одном шлепанце красный помпон, на другом он оторван. Розы словно светятся в сумерках. Букет основательный. Ризенфельд раскошелился. Стоит не меньше пятидесяти тысяч марок, решаю я, потом настороженно озираюсь, прижимаю к себе цветы, словно вор, и уношу их в свою комнату. Наверху у окна стоит вечер в голубом плаще. Моя комнатенка полна теней и отблесков, и вдруг одиночество, словно обухом, оглушает меня из-за угла. Я знаю, что все это вздор, и я не более одинок, чем любой бык в бычьем стаде. Но что поделаешь? Одиночество не имеет никакого отношения к тому, много у нас знакомых или мало. Мне приходит в голову, что я, пожалуй, вчера был с Эрной слишком резок. Ведь, может быть, все разъяснилось бы самым безобидным образом. Кроме того, она меня приревновала, это сквозило в каждом ее слове. А что ревность означает любовь -- известно каждому. Я бесцельно смотрю в окно, ибо знаю, что ревность не означает любовь. Но разве это в данном случае что-нибудь меняет? От сумерек путаются мысли, а с женщинами не спорят, как уверяет Георг. Я же именно это и делал! Охваченный раскаянием, вдыхаю я благоухание роз, которое превращает мою комнату в Венерину гору из "Тангейзера". Я замечаю, что растворяюсь в чувстве всезабвения, всепрощения и надежды. Быстро набрасываю несколько строк, не перечитывая их, заклеиваю конверт, потом иду в контору, чтобы воспользоваться шелковой бумагой, в которую была завернута последняя партия фарфоровых ангелов. Я завертываю в нее розы и отправляюсь на поиски Фрица Кроля, младшего отпрыска фирмы. Ему двенадцать лет. -- Фриц, -- говорю я, -- хочешь заработать две тысячи? -- Да уж знаю, -- отвечает Фриц. -- Давайте сюда. Адрес тот же? -- Да. Он исчезает, унося розы, -- третий человек с ясной головой, которого я встречаю сегодня вечером. |
