|
Та петербургская амнистия – папи как раз под неё бы сейчас попал».
– Цандер, вы оставили распоряжения ювелиру? – спокойно и холодно спросил Рене.
– Да, сиятельная милость, – склонил голову Плаксин.
– Не называй меня так, – прошипел Рене и откинулся на подушки.
Плаксин сидел с невозмутимым лицом.
– Простите за дерзость, Цандер, – не утерпел Мора, – но вы же немец?
– О, да, мой предок воевал Гроб Господень, – с явным удовольствием признался Плаксин.
– Так почему же вы – Плаксин? Это же русская фамилия.
– Наша исконная фамилия – Плаццен, но, когда царь Пётр завоевал Курляндию, мы… – Цандер замялся. – Русифицировались.
– А-а… Понятно…
– Совсем забыл! – вскинулся Цандер. – Рене, я же привёз вам гостинец, тот самый табак. Вы наверняка по нему страдаете.
– Больше нет, – усмехнулся Рене с каким-то злым удовольствием. – Уже не нужно. Перегорело. И не хотелось бы заново в это вляпаться, так что оставьте табак себе, только глядите, не вляпайтесь сами. Это тропинка в ад…
Цандер посмотрел на Рене, очень внимательно, с любознательным испугом, как смотрят в кунсткамере на двухголовых мутантов, потом вернул своё обычное лицо и напомнил:
– Не пора ли позвать нашу даму?
Все трое прислушались – на облучке шёл процесс обучения рисованию головы человека. Из-за темноты практические занятия были недоступны, и Аделаиса читала Лёвке пространную теоретическую лекцию о пропорциях лица.
– Ширина лица обычно составляет ширину пяти глаз или немногим меньше. Размер расстояния между глазами равен ширине одного глаза…
– Не мешайте им, пусть воркуют, – Рене завернулся в плед и привычно вытянул ноги на сиденье.
– Папи, вам лишь бы разлечься, – праведно вознегодовал Мора и тут же позвал: – Лёвка!
– Да, хозяин! – откликнулся Лёвка.
– Остановись и верни нам фройляйн Мегид!
Карета остановилась, Аделаиса вернулась на место рядом с Рене – тому пришлось принять подобающую приличиям позу. Но не прошло и часа, как Рене уснул под своим пледом, доверчиво склонив голову на плечо фройляйн Мегид.
– Ваша мечта исполнилась, Аделаиса, – констатировал Мора, человек простой и воспитанный подворотней, – он спит на вашем плече. Подождите ещё час – и он положит на вас свои ноги.
Аделаиса с гневным лицом прижала палец к губам и нежно поправила на спящем плед – совсем материнским жестом.
– Весело тут у вас, – прошептал Море на ухо Плаксин. – Скажите, а та дама, Мартина Гольц, та вартенбергская валькирия, кто она вам?
– Невеста, – так же шёпотом ответил Мора. – Так что не раскатывайте губы.
– Настоящая невеста или как у Лёвки?
Лёвкина невеста была притчей во языцех. Когда-то, покидая Москву, Лёвка оставил в первопрестольной девицу и посулил ей свадьбу – как только закончит своё последнее дело. Прошло пять лет, последнее дело всё никак не торопилось заканчиваться, и никто не знал, ждёт девица Лёвку или вышла замуж за кого другого. Сам Лёвка, особенно в минуты гнева, грозился всё бросить, уехать в Москву и там, наконец, жениться.
– Я всё слышу, – раздалось с облучка. – Нечего вам, барин, невесту мою зазря склонять. А у Матрёны с Морой и в самом деле шуры-муры.
– Сдаюсь, – сокрушённо вздохнул Плаксин.
Под утро карета вкатилась в городишко Швайнберг. |