Наверное, Судзуки вложил в посылку письмо или записку, где он, скорее всего, угрожал раскрыть всю правду. Для Асуки это было страшным ударом. То, что посылка пришла из Кавасаки, где работает Миу, тоже наверняка стало сильным толчком к тому, чтобы поверить в серьезность угроз и злонамеренность Судзуки.

– Но если человек – дилетант и не умеет обращаться с бомбами, задача убить лишь намеченную жертву и не пострадать самому будет для него непосильной. Идя на убийство, такой человек должен быть готов взорваться сам. Другими словами, ты попытался заставить Асуку сделать выбор – выбор между жизнью дочери и собственной жизнью.

Киёмия подумал, что такой метод действительно похож на чудовище по имени Тагосаку Судзуки. Его ловушка слишком жестока и слишком отвратительна.

– Она ведь в этом здании? – Смысл был уже понятен. – И поэтому ты согнал сюда столько людей? Тебе надо было создать ситуацию, когда любой человек может войти здесь в любую комнату… – Руйкэ дважды ткнул пальцами в металлический стол. – Твоя цель – это место?

Исэ на соседнем с Киёмией месте затаил дыхание.

Судзуки сдавленно засмеялся. С обессиленным видом он ссутулил спину и, словно не в силах сдержаться, улыбнулся. Затем, нарочито пожав плечами, произнес:

– Кто ведает… Я же не могу знать об этом. Но позвольте, господин сыщик: а кто, собственно, может сюда прийти? В эту охраняемую господами сыщиками комнату…

– Кода вот пришла сюда…

– Да. Я был сильно удивлен этому, – с довольным видом кивнул Судзуки. – Но она потерпела неудачу. Была остановлена господами сыщиками.

– Думаешь, в следующий раз мы тебя снова защитим?

– А что, не защитите?

Руйкэ не ответил. Просто положил ладони на стол и сжал их в кулаки.

– Не защитите? На самом деле я и не возражаю. Думаю, это нормально; более того, думаю, так и должно быть. Это же так, господин сыщик? Человек именно такое существо. Я и не хочу, чтобы было по-другому. Меня это не устроит. Ведь до сих пор со мной обращались именно так. Обращались как с тем, кто не представляет собой никакой ценности, кто не достоин того, чтобы его желали.

Судзуки подался вперед.

– Это правда, господин сыщик. Я вижу желания других людей. Я могу чувствовать, что желают другие. И никогда не ошибался в этом. В детстве формы желаний других людей были для меня расплывчатыми, но с какого-то момента я начал видеть их ясно. Я стал их четко видеть. И как думаете, к чему это привело? Думаете, эта способность оказалась полезной? Вовсе нет. Я понял. Благодаря этой способности до меня дошла одна вещь: никто во мне не нуждается. Никто, в подлинном смысле этого слова, во мне не нуждается. Даже мои отец и мать.

Судзуки не отрываясь смотрел на Руйкэ.

– Меня не устроит, если вы, господа, не будете относиться ко мне так же. Если не будете в той же степени считать меня никчемным, кем-то, кто не заслуживает внимания, кем можно пренебречь. Меня не устроит, если вы будете меня спасать. Ведь это будет нелогично. Ведь если б для таких людей, как я, существовало спасение, весь мир уже давно был бы переполнен счастьем. Такого, сколько ни ищи, нет нигде, правда ведь? Все, что мне нужно, это направленное на меня желание. Но только чистое и интенсивное. Больше мне ничего не нужно. Только это и есть счастье, господин сыщик! Будучи трусом, вы этого не признаете. Будете скрывать свое желание. И поэтому мы с вами не сможем стать друзьями. – Полагаю… – Судзуки засмеялся и, мягко улыбнувшись, продолжил: – Что она, наверное, пожелает. Пожелает меня.

– Да. И вдобавок она не сможет сказать правду.