Такого еще не было, но может случиться, детские кошмары — вещь непредсказуемая, — как-то сказала она папе.

— Детские воспоминания — тоже, — ответил папа. И почему-то понизил голос.

Хотя на кухне, где происходил разговор, они находились вдвоем. Я стоял за полуприкрытой дверью, в коридоре, с колодой карт в руках: только что разученному фокусу с отгадыванием задуманной про себя карты просто необходимы зрители.

Нечаянно подслушанное быстро выветрилось из моей головы, но демонстрацию фокуса я провалил. Хотя мама и отец что было сил подыгрывали мне. И раз за разом загадывали одну и ту же карту — даму крестей.

Я помню эту карту до сих пор.

И мамины руки, обнимающие меня той ночью. И мамины губы — они легонько раздувают волосы у меня на затылке, а потом и вовсе зарываются в них.

— Я очень люблю тебя, милый. Очень-очень.

— И я люблю тебя, мамочка.

— Обещай мне, что будешь осторожен. Ты ведь разумный мальчик, правда?

— Да.

— Те дрянные мальчишки во дворе… Лучше держаться от них подальше. Конечно, мы поговорим с их родителями…

— Ты обещала! Все будет так, как я захочу, — ты мне обещала.

— Хорошо-хорошо. Но тогда и ты…

— Я буду осторожным, мамочка.

— Даже не приближайся к этим хулиганам.

— И не подумаю.

— Мы с папой ведь не всегда сможем быть рядом с тобой…

— Я хочу, чтобы вы всегда были рядом.

— Правда? — Мама целует меня в макушку, а потом в висок. И спустя секунду я чувствую, как он увлажняется. — Ты мое солнышко!

Мамины слезы заставляют меня вспомнить о своих собственных — непролитых. И о птице, которая осталась лежать под листками жимолости. Я готов отправиться к ней прямо сейчас, но сделать это невозможно: слишком крепко обнимает меня мама.

Опутывает собой.

Это похоже на паутину и якорную цепь одновременно; лучшая иллюстрация только что провозглашенного — «Быть рядом. Всегда». Интересно, смогла бы мама удержать в руках «второго меня»? Того самого путешественника во времени, который заранее все знал? Прежде чем заснуть, я еще некоторое время думаю о своем полете над двором и о том, как ловко у меня получилось — раздвоиться. То, что происходило со мной наверху, несомненно, намного интереснее того, что случилось внизу. Ведь там, наверху, тоже был я?

Или кто-то другой?

Если кто-то другой — почему он появился только сейчас? И где был до сих пор? В любом случае я мечтаю повторить полет. Снова стать путешественником во времени. Увидеть в подробностях еще что-нибудь важное. Или просто заслуживающее внимания. Но для этого… Первый Я и Второй Я должны подружиться.

— Выходи! — шепчу я себе самому. — Давай, выходи!

В комнате ровным счетом ничего не меняется. Лишь мамины пальцы касаются моей щеки:

— Что, солнышко?

Мама не спит.

Мама никогда не спит. Плетет паутину, удлиняет якорную цепь — звено за звеном: никто не разлучит нас, солнышко. Никто и никогда.

Именно эти слова шепчет мама, когда думает, будто я крепко сплю.

Ей и в голову не приходит, что я тоже могу не спать.

Время от времени.

В такие минуты я слышу ее шепот, но не вижу лица. И мне почему-то вдруг начинает казаться, что глаза у нее не голубые, — небеса покинули их. И теперь они до краев наполнены чернотой. Наверное, это тоже красиво. Может быть. Маки ничуть не хуже роз. И наоборот. И лишь зеленый фон величина постоянная. Как и мамина любовь ко мне.

Паутина. Якорная цепь.

…Утром я сам вызываюсь сходить за хлебом: более невинного способа вырваться за стены квартиры просто нет.