– Это первое. Второе, что я хотел вам сказать, это что я собираюсь стать отцом.

– Да ну? – вскинул бровь Фишер, не отрываясь от своего занятия. – И кто же счастливая мать?

– Скоро узнаете. Не хотите меня поздравить? Разве это не замечательная новость?

– Замечательная новость? Да это настоящее чудо, – сухо отозвался врач.

– Тут вы совершенно правы. Каждый ребенок – чудо.

Карл Фишер мрачно кивнул.

– Вот только вы стерилизованы, что придает событию гораздо большую значимость. Даже если у хирурга и выдался тогда неудачный день и после операции вы сохранили фертильность – а подобное порой действительно случается, один на тысячу раз, – крайне маловероятно, что он совершил такую же ошибку и с другим резидентом. И даже… – Тут он критически оглядел очки, подышал на них и затем возобновил полировку. – И даже если все таки и совершил, вероятность того, что именно вы двое прониклись друг к другу симпатией, все равно бесконечно мала. Так что я склонен расценивать упомянутое вами зачатие как чудо.

Наконец он снова нацепил очки, повернулся к компьютеру и застучал по клавиатуре. На экране появился текст.

– Вот! – радостно вскричал Фишер, тыча пальцем в экран. – Макс Брант. Все почикали и устроили в лучшем виде.

– Что доказывает, что я не Макс, – спокойно отозвался Даниэль. – При необходимости мать готова сделать амниоцентез. Пункция плодового пузыря докажет, что отцом являюсь я. Это второе. Ну а третье доказательство, что я не Макс, с легкостью можно найти на снимках вашего томографа. После посещения Второй зоны Максу вживили в мозг чип. А вот у меня его нет. Неужто вы не заметили этого во время сканирования моего мозга?

Вот теперь Карл Фишер по настоящему удивился.

– Нас в то время интересовали другие результаты процедуры. Так с кем вы все таки разговаривали?

– Неважно, – ответил Даниэль, довольный, что на лице врача отразилась хотя бы тень неуверенности. – Но я требую, чтобы вы еще раз проверили мой мозг. Если вы не обнаружите чипа, это будет означать, что вы удерживаете у себя не того человека и должны будете меня отпустить.

Доктор Фишер глубоко вздохнул. Сдвинул очки на лоб, потер глаза и скривился.

– Вы говорили с доктором Оберманн, верно? И она рассказала вам о проекте «Пиноккио»? Что ж, ладно. Не беда. Все равно он оказался провальным, на мой личный взгляд. Дело в том, что в Химмельстале полет исследовательской фантазии ничем не ограничен, и нам приходится принимать во внимание и предлагаемые нетрадиционные методы. Проект «Пиноккио» – это детище доктора Пирса. Он отстаивал его годами, и в конце концов я дал добро на эксперимент. Действительно, вам вживили чип. И у нас сохранились снимки с вашего последнего MPT сканирования, так что повторять его нет необходимости. Предлагаю сходить да посмотреть их, чтобы покончить с этим раз и навсегда.

– Если в моем мозгу не окажется чипа, вы мне поверите? – спросил Даниэль, пока они дожидались лифта.

В ответном взгляде доктора Фишера читалось уязвленное самолюбие.

– Я не имею дел с верой, друг мой, я имею дело с фактами. Если у вас нет чипа – значит, вы не тот человек, которому мы делали операцию.

Наконец Фишер нажал на кнопку в кабине, и они заскользили вниз по прозрачной трубе. С одной стороны стеклянных стен одно за другим мелькали этажные перекрытия, а с другой – навстречу мчался блестящий мраморный пол вестибюля. К одной из колонн, заметил Даниэль, лениво прислонился охранник.

Вот только, к его удивлению, лифт отнюдь не замедлился, но продолжил спуск. Вестибюль остался наверху, и прозрачная стеклянная труба сменилась темной шахтой. Кабина теперь освещалась маленькой лампочкой, до этого незаметной на фоне света снаружи.