Спецназовцы по привычке ощупали себя, проверяя свое снаряжение. Нам, у кого не было ничего, кроме собственной одежки, достаточно было просто привести в порядок свои мысли, чтобы в любой момент быть готовыми к любым событиям.
Вертолет сделал два крутых виража над местом высадки, а затем, резко клюнув носом, быстро пошел на посадку. По тому, как действовал летчик, нетрудно было догадаться, что он наверняка прошел Афганистан или еще какую‑нибудь «горячую точку»: именно так можно было избежать прицельного обстрела при посадке; и пусть сейчас по нас никто не стрелял, привычка действовать по‑боевому укоренилась в летчике навсегда. Это, кстати, может взять на заметку любой интересующийся: хороший пример к разговору насчет того, почему обстрелянный солдат всегда гораздо лучше необстрелянного...
Мы сели прямо на полигоне – об этом легко можно было догадаться, посмотрев в иллюминатор вертолета. Наша «вертушка» стояла на краю большого пустыря, по дальней стороне которого шла густая стена колючей проволоки. Метрах в двухстах от нас стояли несколько двух– и трехэтажных кирпичных домов. Людей нигде видно не было В иллюминаторе напротив я увидел два ржавых остова, некогда бывших «Уралами» – трехосными грузовиками, которые обычно использовались различными армейскими службами в качестве тягачей. Их помятые, с выбитыми стеклами кабины красноречиво говорили о том, что полигон уже давно законсервирован – иначе этот лом не торчал бы здесь вот так, на самом виду. Невдалеке, свесив лопасти, стоял Ми‑8, сиял свежей краской, но я не удивился. Несмотря на майские дни, зелени на полигоне было совсем немного; земля тут была голой и какой‑то серо‑сиреневой, словно ее многие годы подряд регулярно поливали какой‑нибудь особо едкой химией.
«Да, об экологии здесь никто и никогда не думал. Умертвили местные спецы природу‑мать, и видно сразу – постарались на славу. Экспериментаторы, мать их! Теперь здешняя местность годится лишь на натуру для съемок фильма о конце света...» – мелькнуло у меня в голове. Но самым странным и пугающим было отсутствие людей, здесь должна быть и обслуга, и подразделение охраны.
– Майор, бери своих ребят, и прочешите все вокруг, – приказал Голубков, – надо найти хоть кого‑нибудь из местного начальства, чтобы оформить все честь по чести. А я пока тут со своими людьми у контейнера останусь. Связь через летчика будем держать.
– Есть найти начальство! – повторил приказ Жуков. – На выход, вперед! – крикнул он своим и первым спрыгнул на жуткую землю полигона «Гамма».
* * *
Леонид Иванович Савченко сидел на втором этаже штаба «Гаммы», в кабинете, который еще недавно принадлежал коменданту полигона генерал‑майору Иконникову. Он поджидал, когда техники подготовят к вылету его личный вертолет.
Ему уже сообщили о неожиданной смерти генерала Степанова, и сейчас Савченко напряженно размышлял о том, кто теперь займет освободившееся место. Конечно, было бы неплохо, если бы должность замминистра досталась ему, но Леонид Иванович понимал, что в свете чуть ли не разразившегося на весь мир скандала ему этот пост вряд ли светит.
«Эх, на своем бы кресле усидеть... – подумал он. – Интересно, сам генерал из жизни ушел или ему помогли? Как‑то уж очень странно все случилось... А ведь теперь за полигон отвечать некому будет, – мелькнула у него неприятная мысль, – один я из руководства остался, стало быть, с меня и все взятки...»
Эта последняя мысль настолько поразила его своей очевидностью, что у Савченко сразу закололо в области сердца. Невроз передался и в руки: они сразу вспотели и начали заметно подрагивать мелкой, неприятной дрожью.
«Ничего, отобьемся... – попробовал успокоить себя Леонид Иванович, – не в первый раз рядом с плахой ходим. |