Его больше не тревожили проблемы, ожидавшие впереди. Он больше не боялся того, что может принести ему будущее. Все его мысли были сосредоточены на Савийе: он думал только о ее необычайной красоте, нежности, доброте и ее любви.
Он твердо знал: хотя многие женщины прежде по-своему любили его, их чувство не могло сравниться с тем поистине таинственным чудом, которое он видел в глазах Савийи, ощущал в трепете ее губ, когда прижимался к ним в поцелуе.
«Я сделаю так, чтобы она была счастлива!», — мысленно поклялся он себе.
Подъезжая к тенистой кромке леса, он увидел ожидавших его, как и обещал вайда, цыган.
Это оказались двое молодых людей, темноволосых, с необычайно выразительными черными глазами. Оба были прекрасно сложены и своей красотой могли бы поспорить с любым греческим богом.
На них была одежда, сильно отличавшаяся от тех хотя и экзотических, но явно повседневных костюмов, которые маркиз видел на них этим утром.
Теперь талии их обвивали широкие алые кушаки, на головах были красные платки. В мочках ушей блестели золотые серьги в виде больших колец, у пояса — украшенные драгоценными камнями рукояти длинных ножей.
Они завели фаэтон маркиза туда, где начинался настоящий лес, а потом пригласили его слезть.
Маркиз понял, что они желают, чтобы остаток пути он прошел пешком. Грум, сидевший на запятках фаэтона, должен был увезти экипаж обратно домой: ему не следовало быть свидетелем того, что будет происходить в таборе.
Маркиз отдал слуге соответствующее приказание. Тот мгновенно повернул лошадей, и фаэтон скрылся в том направлении, откуда только что приехал.
После этого в сопровождении двух цыган маркиз пошел через лес к вырубке, на которой располагался табор.
В центре поляны пылал огромный костер, вокруг которого кольцом стояли кибитки — за исключением той, что принадлежала Савийе. Ее расписанное цветами и птицами передвижное жилище стояло чуть в стороне от остальных, украшенное живыми цветами и ветками.
Цыгане столпились вокруг своего вайды. Он выглядел еще более величественным в новой куртке, украшенной многочисленными золотыми пуговицами, и в ожерелье из сверкающих драгоценных камней. В руке он держал серебряный посох, символ своей власти. А рядом с ним стояла Савийя.
На ней был костюм, немного напоминавший платье, в котором она танцевала в тот вечер, когда маркиз пригласил к себе сэра Элджернона. Только ее головной убор на этот раз больше походил на настоящую корону и блестел от множества драгоценных камней, оправленных в золото.
Шею и запястья девушки обвивали тоже богатые украшения, а юбка была красиво расшита. Ее личико обрамляли падавшие ей на плечи разноцветные ленты, напоминавшие традиционную подвенечную фату.
Маркиз медленно направился к вайде. Савийя не смотрела на него: ее голова была наклонена, взгляд устремлен в землю.
В середине дня маркиз, которому Савийя много рассказывала о традициях цыган, отправил в табор небольшой ларчик, наполненный золотыми монетами. Теперь его подарок был выставлен на всеобщее обозрение на столике за спиной у вайды.
Когда он приблизился к вайде, предводитель цыган громким голосом вскричал:
— Ты захотел стать мужем моей дочери, которая живет в моем таборе, — на настоящей цыганке?
— Я просил вашего разрешения сделать это, — отозвался маркиз, почувствовав, что именно такого ответа от него ожидают.
— Я не могу отдать мое единственное дитя горджио! — продолжал церемонию вайда. — Но готов ли ты стать одним из нас, готов ли стать моим братом, так чтобы моя кровь стала твоей, а твоя моей?
— Сочту за честь, — ответил маркиз.
Вайда явно повторил все, что они сказали, по-цыгански. После этого он взял маркиза за руку и сделал у него на запястье небольшой надрез, умело действуя ножом, рукоять которого была разукрашена драгоценными камнями. |