Работала она со среды по понедельник.

– Пока, мам.

Я дождался, пока она заведет и прогреет машину. Послушал, как она отъезжает. Потом встал, включил звук, достал сигареты. Выкурил одну, подрочил под сериал про врачей и медсестер. Потом переключил программу. Потом выключил телевизор. Не хотелось мне ничего смотреть.

Дочитал главу, в которой Тарс Таркас влюбляется в зеленую женщину, – но на следующее утро этот ревнивый зять прямо у него на глазах оттяпывает ей голову. Читал я об этом раз в пятый. Потом пошел к ним в спальню, поглядел, что и как. Ничего конкретного не искал, вот разве что резинки опять попадутся, но я все обшарил – ни одной. Однажды я нашел в дальнем углу ящика банку вазелина. Я знал, вазелин как-то с этим связан, но как именно, непонятно. Рассмотрел этикетку в надежде разобраться, найти описание, что с ним делают или как и что мажут вазелином, типа того. Ничего. «Чистая вазелиновая мазь» – вот что было сказано на этикетке спереди. Я только прочел, у меня встал сразу. «Незаменим в детской», – было написано сзади. Я попытался провести связь между «детской» – горки, качели, песочницы, турники – и тем, что перед этим происходит в спальне. Я и раньше много раз открывал эту банку, нюхал содержимое, прикидывал, много ли ушло с предыдущего раза. На этот раз я с «Чистой вазелиновой мазью» возиться не стал. Просто убедился, что банка на месте. Порылся в нескольких ящиках, без особой надежды там что-то найти. Заглянул под кровать. Везде пусто. Залез в банку в платяном шкафу, где они держали деньги на продукты. Мелочи нет, только пятерка и доллар. Это заметят. Потом решил, что оденусь и схожу на Березовый ручей. Ловить форель еще разрешено с недельку, но почти все уже бросили это дело. Сидят дома и ждут, пока начнется сезон охоты на оленей и фазанов.

Вытащил старые шмотки. Поверх обычных носков надел шерстяные, тщательно зашнуровал ботинки. Сделал пару бутербродов с тунцом, намазал крекеры арахисовым маслом. Наполнил фляжку, прикрепил ее вместе с охотничьим ножом к поясу. Уже стоя в дверях, решил оставить записку. Написал: «Стало лучше, пошел на Березовый ручей. Скоро вернусь. Ок. 15:15». Это примерно через четыре часа. И примерно за пятнадцать минут до того, как Джордж вернется из школы. Прежде чем уйти, съел один бутерброд, запил стаканом молока.

Снаружи славно оказалось. Стояла осень. Но пока не холодало, разве что ночью. По ночам в садах зажигали печки для обогрева деревьев, утром просыпаешься – в носу кольцо черной дряни. Никто не возражал. Говорили, что иначе саженцы груш померзнут, так что чего уж тут.

Чтобы попасть на Березовый ручей, нужно дойти до конца нашей улицы, где она пересекается с Шестнадцатой авеню. Там свернуть налево, залезть на холм, где кладбище, потом спуститься к Леннокс, на которой китайский ресторан. Оттуда с перекрестка видно аэропорт, а Березовый ручей как раз за аэропортом. Шестнадцатая после перекрестка становится Видовой. По ней надо пройти немножко, там будет мост. По обе стороны дороги сады. Иногда в садах между деревьями бегают фазаны, но охотиться здесь нельзя – тебя может пристрелить грек по имени Мацос. Всего ходу минут сорок, типа того.

Я прошагал половину Шестнадцатой, и тут прямо передо мной у обочины остановилась красная машина. Водительница опустила окно на пассажирском сиденье и спросила, не подвезти ли меня. Худощавая, возле рта прыщики. Волосы завиты на бигудях. А так очень ничего. В коричневом свитере, под ним титьки что надо.

– Школу мотаешь?

– Типа того.

– Подбросить тебя?

Я кивнул.