|
- Чувство вины, - ответил он. - И страх. Как ты считаешь, идти мне сегодня на работу? - А у тебя есть что-нибудь срочное? - спросила Руфь. Она слила недопитый детьми апельсиновый сок в чистый стакан и дала ему. - В общем, нет. Эта реклама для Третьего мира скисает: Информационной службе США снова срезали ассигнования. - От сока стало жечь под ложечкой, и одновременно с болью он осознал, что наступивший день - качественно иной, чем предыдущий, и что отныне все дни будут такими. - Я думаю, мне лучше побыть здесь, чтобы принимать на себя огонь зениток. - Это будет очень любезно с твоей стороны, - сказала ему Руфь. Лицо у нее было настороженное и застывшее. Она тоже только сейчас начала осознавать случившееся. - Мне б хотелось, чтоб ты сделал для меня кое-что. - Что? - Его сердце запоздало подпрыгнуло от благодарности, когда он услышал, что все еще может быть ей полезен. - Эти чертовы объявления, которые я обещала сделать к распродаже барахла. Прежде чем отбыть, ты не мог бы написать их за меня? Я обещала сделать пять штук. Это займет у тебя десять минут, и они, конечно, получатся куда лучше, чем у меня, сколько бы я ни старалась, даже если бы сумела взять себя в руки. - Мне кажется, что ты вполне держишь себя в руках, - не без укора сказал он. - Я приняла успокоительное. Я решила, что не могу позволить себе напиться, поэтому отыскала старые таблетки, которые принимала после рождения Джоффри. Не знаю, какое уж они оказывают действие, но я словно где-то парю, и меня слегка тошнит. - Тошнилка, вонючка и тонкозадик? - Очень они распустились. Учуяли беду, наверно? Они могли расколошматить всю посуду на столе, я бы и пальцем не шевельнула. Ну, пожалуйста, можешь ты написать эти объявления? Я не в состоянии думать о них - это для меня уж слишком. - Конечно. - Тогда я посмотрю, что надо писать. По-моему, текст у меня наверху вместе с картоном, который я купила. Никогда больше не стану ничего делать для этих индепенденток. Почему они такие настырные? - От усердия, - сказал он. - Мне очень жаль, что я тебя в это втянул. Сверху раздался крик Чарли, звавшего мать, и Руфь, скользнув по кухне невозмутимо, как луна среди облаков, отбыла ему на помощь. Джерри растер в мисочке кукурузные хлопья, залил их молоком и тут вспомнил о газете - она, наверное, так и лежит на крыльце. Он как раз подходил к входной двери, когда раздался звонок; Джерри открыл дверь и обнаружил мужчину, поднимавшего свернутую газету, - на его макушке сквозь спутанные черные жесткие волосы просвечивала лысина. Ричард выпрямился с искаженным, покрасневшим от напряжения лицом и протянул газету Джерри. - Спасибо, - сказал Джерри. - Входи же. Раненько ты встал. - Я и не ложился. А Руфь здесь? Я думал, Руфь здесь. Джерри крикнул: “Ру-уфь!”, но она уже спускалась по лестнице. Джоанна и Чарли, одетые для школы, стуча ботинками, спускались следом за ней. - Доброе утро, - спокойно сказала Руфь. - Ричард, я буду в твоем распоряжении, как только найду деньги им на завтрак. Джерри, у тебя нет двух долларовых бумажек и двух четвертаков? - Бумажник у меня наверху, на бюро, - сказал он и хотел было протиснуться между ними. - Не беспокойся, - сказала она, - моя сумка - на кухне. Чарли, пойди вынь из нее два доллара. Загвоздка в четвертаках - все их друг у друга тащат. - Вот вам два четвертака, - сказал Ричард, выудив их из кармана. |
