|
Когда он вернулся в постель, Руфь спросила: - Чего она хотела? - Утешения. Ричард уехал. - Среди ночи? - Видимо. - Что ж... молодец. - Чем же он молодец? Тем, что оставил женщину в полной растерянности? Мерзавец. - А еще что она говорила? - Ей было неприятно, что я здесь, а не в коттедже. Она, видимо, ожидала, что я высажу тебя, а сам поеду туда. - Джерри мучило то, что Руфь сказала “молодец”, явно намекая на его пассивность. - Я должен был так поступить? - спросил он. - Значит, чтобы завоевать твое уважение, надо встать, одеться и уйти из дома, как Ричард? - Поступай, как знаешь. А какой у нее был голос? - Благодарю, несчастный. - С чего бы это? Ведь она получила то, что хотела. - Ты так думаешь? Мне кажется, она сама не знает, чего хочет, - теперь, когда она это получила. - Повтори еще раз. - Нет. Я сейчас буду спать. У меня какое-то странное ощущение, - сказал он, пускаясь в очередную фантазию, за что его так ценили в студии рекламы, - будто я - Северная Африка и ноги у меня - Египет, а голова - Марокко. И весь я - сплошной песок. Когда телефон снова разбудил его, он проснулся с чувством вины, так как видел во сне не свою “ситуацию” - не Салли, или Ричарда, или Руфь, а далекие уголки своего детства: горку на площадке для игр, которую натирают вощеной бумагой, чтобы скатываться быстрее, две потрепанные коробки с настольным хоккеем; кусок затоптанной травы за киоском, где дети постарше обменивались невообразимыми секретами, осыпая землю окурками “Олд голд”, - то прошлое, тот рай, где ты не волен ничего выбирать. Он пошел, спотыкаясь, заткнуть телефонный звонок - понимая, что повторяется, что сам обрек себя на бесконечное повторение, совершив этот грех, который свинцовой тяжестью давил ему на диафрагму. Звонила снова Салли, Салли; голос у нее обладал центробежной силой, и слова разлетались во всех направлениях - ей было унизительно снова звонить ему, она говорила задыхаясь, прерывисто. - Эй! Джерри? Если я тебя кое о чем спрошу, ты мне скажешь по-честному? - Конечно. Ты приняла таблетку? - Только что приняла и решила позвонить тебе, пока она не подействовала. Хотелось услышать твой голос, прежде чем отключусь. Не будешь на меня сердиться? - Почему я должен на тебя сердиться? Я чувствую себя ужасно от того, что нахожусь далеко. Ричард не вернулся? - Нет и не вернется. - Салли произнесла это как-то по-старомодному, чуть в нос: так соседки когда-то выговаривали ему за то, что он топчет траву на их лужайках. - Спрашивай же, - сказал он. - Ты не сердишься, что я ему сказала? - Об этом ты и хотела меня спросить? - Вроде бы. - Нет, не сержусь, конечно, нет. Я-то ведь сказал еще несколько месяцев тому назад, так что тебе за мной не угнаться. - Ты все-таки сердишься, - сказала она. - Я так и подумала, еще когда раньше тебе звонила, что ты сердишься. - Я немножко дохлый, - признался он. - Завтра буду в форме. По-моему, ты очень храбрая и достаточно долго все скрывала, и я очень тебе признателен. Ты дала мне большую фору. В конце-то концов ведь он сам обнаружил телефонные счета. - Да, но я умела нагнать туману кое в чем и похуже. |
